Итак, третий пункт никаких плодов не дал. Хотя польза всё же была, правда не та, на которую рассчитывала Аврора. Она постепенно научилась готовить и убирать в доме, время стало пролетать в трудах и хлопотах, а не в тягучей скуке и грустных мыслях. Да и с Лукрецией отношения стали дружескими, почти родственными. Авроре в душе было немного стыдно, что она затеяла сближение со служанкой преследуя свои тайные цели. И, хоть этих целей девочка не достигла, зато поняла, как много значат хорошие отношения с окружающими людьми. Ещё Аврора постоянно упрекала себя за то, что стала часто врать и лукавить с папой, да и с Лукрецией. Её учили всегда говорить только правду, и вот сейчас, когда ей невольно приходилось многое скрывать, она чувствовала себя неловко. Наконец, девочка решила для себя: когда всё закончится, она чистосердечно во всём признается. И неважно, поверят ей, или нет, главное, её совесть будет чиста.
За добровольно взятыми на себя заботами дни пролетали быстро и скучать было некогда. Тоска наваливалась на Аврору только перед сном, когда она оставалась совсем одна и с ужасом понимала, что миновала уже половина лета, но они с отцом ни на шаг не приблизились к спасению мамы…
Первый пункт тоже ничего нового не принёс. Вечером после ужина Аврора отправлялась вслед за отцом в его комнату. Он не звал её, но и не гнал. Просто сразу же погружался в какие-то бумаги. То ли вправду был занят, то ли боялся расспросов дочери. И всё-таки она иногда задавала вопросы.
— Папа, а этот дом давно построили?
— Какой? Этот? — и папа ткнул пальцем в стену.
— Нет. Тот, который ты реставрируешь.
— Тот? Давненько. Впрочем, точная дата неизвестна. Документов не сохранилось. Да и не важно это. Не отвлекай меня, пожалуйста, мы же договаривались, что ты не будешь мешать.
Аврора замолчала, но через пару дней решила возобновить разговор.
— Папа, а кто этот дом строил? Ну, для кого его строили? Кто хозяином был?
Папа поднял на Аврору удивлённые глаза:
— Тебе что, Лукреция что-то наболтала? — спросил он недовольным тоном. — Почему ты этим интересуешься?
— Вовсе нет. Никто ничего не говорил. Просто интересно. А почему про это нельзя спрашивать?
— Можно, конечно, ничего тайного в этом нет. У каждого дома были и есть хозяева. Это естественно. Просто никаких сведений не сохранилось, дело-то давно было, — пояснил он, постепенно успокаиваясь.
Ещё через несколько дней Аврора спросила:
— А можно мне этот дом внутри посмотреть? Мне интересно, какой он? А то осенью и девочкам рассказать будет нечего.
— Это совершенно невозможно, — занервничал отец. В доме небезопасно! Состояние строения хуже, чем я предполагал. Не хватало того, чтобы на тебя свалилась штукатурка с потолка. Или вообще стена обрушилась! Нет, Аврора, мне и так хватает проблем и неприятностей!
— Ну, расскажи хотя бы! Ты на башню поднимался? Далеко видно оттуда? Село Лукреции видно?
— Нет, не поднимался. На эту башенку вообще нет лестницы ни внутри, ни снаружи. Она чисто декоративная.
— А подвал там глубокий?
— Самый обыкновенный. И, уверяю тебя, совершенно пустой и неинтересный. И привидения в нём не обитают, если ты об этом.
— А чердак есть? — не унималась Аврора.
— Есть, конечно, как же дому без чердака. Но и там приведения не замечены. И, поверь, между сказками и реальностью существует большая разница. Легко валить все неудачи на призраки и приведения. Легко, но неправильно. Все неприятности происходят от объективных причин, надо только найти эти причины и устранить их. Чем я, собственно, и занимаюсь. Но для этого я должен сосредоточиться. Поэтому, прошу, посиди тихонько, не отвлекай меня.
Аврора вздохнула. Что сказал бы папа, узнав о маленьком Левиафане? Не поверил бы, факт. Да и не имеет права Аврора рассказывать об этом никому. Она ведь обещала.
Хуже всего было с пунктом вторым. Примерно пару раз в неделю Аврора сбегала через окно в сад, продиралась через колючие заросли, вызывала из глубоких и тёмных вод Доминика-Левиафана и кормила его, поскольку тот, едва всплыв на поверхность, сразу начинал жаловаться, что голоден и очень хочет есть. Потом он рассказывал, что вспомнил за неделю. Увы! Все его воспоминания касались жизни в селе, игр со сверстниками, разных семейных историй. Но ничего, совсем ничего, что имело бы отношение к большому дому или колдунье Грандиле.
11. События начинают развиваться
Так и тянулись эти дни, похожие один на другой. И только чувство безнадёжности всё сильнее овладевало душами отца и дочери.