— Его не трудно найти, — сказала Мэри: — он, наверное, сидит теперь у м-ра Хоббса на своем высоком стуле у прилавка и толкует о политике или о мыле, свечах и тому подобном — да так рассудительно, что просто прелесть.
Вспомнив о виденной им по дороге лавочке, о мелькнувших в его глазах бочках с картофелем и с яблоками, м-р Хавишам почувствовал, что только что рассеявшееся в нем сомнение снова овладевает им. В Англии дети благородных семей не дружатся с лавочниками, и ему казалось несколько странным, что в Америке дело обстоит иначе. Ведь было бы совсем плохо, если бы мальчик заимствовал дурные манеры и полюбил общество людей низшего класса. Жизнь старого графа была уже и так омрачена любовью обоих старших сыновей его вращаться в среде людей такого сорта. Неужели, думал он, этот мальчик обладает дурными свойствами своих дядей, а не хорошими качествами своего отца?
Такие неприятные мысли продолжали тревожить его во все время разговора его с м-сс Эрроль, пока мальчик не вошел в комнату. Когда отворилась дверь, м-р Хавишам не сразу решился взглянуть на Кедрика. Все, кто знал м-ра Хавишама, вероятно, не мало удивились бы узнав, какое странное ощущение испытал он, взглянув теперь на мальчика, бросившегося прямо в объятия своей матери. В его чувствах совершился в эту минуту сильнейший переворот. В одну минуту ему стало очевидно, что перед ним одно из милейших и красивейших созданий, когда-либо встречавшихся ему в жизни. В красоте мальчика было что-то особенное: он имел крепкий, гибкий и грациозный стан, маленькое и благородное личико; свою детскую головку он держал прямо и ходил смелою, бодрою поступью; сходство его с отцом было поразительно; он имел светлые, золотистые, как у отца, волосы и материны карие глаза, только без выражения печали или робости. Они смотрели невинно и в то же время смело, как бы доказывая, что обладатель их в своей жизни никогда не испытывал страха или сомнения.
— Я никогда не видал такого благовоспитанного по виду и красивого ребенка, — подумал м-р Хавишам. — Так вот он маленький лорд Фонтлерой, — добавил он громко.
И с этих пор чем больше он смотрел на маленького лорда, тем более находил в нем удивительного. Он вообще очень мало знал детей, хотя в Англии видал их множество — красивых, миловидных девочек и мальчиков, находившихся под строгим и бдительным надзором своих наставников и гувернанток; почасту это были застенчивые, иногда несколько буйные дети, но они никогда особенно неитересовали сухого, серьезного адвоката. Может быть, его личный интерес к судьбе маленького лорда Фонтлероя заставлял его обращать на Кедди больше внимания, чем на других детей; но как бы то ни было, Кедрик, несомненно, сильно занимал его.
Мальчик не знал, что за ним наблюдают, и держал себя как обыкновенно. Когда его представили м-ру Хавишаму, он подал ему руку так же ласково, как делал это всегда, и отвечал на все его вопросы с тою же охотою и смелостью, с какою привык отвечать м-ру Хоббсу. В нем не было ни застенчивости, ни излишней бойкости, и, разговаривая с его матерью, м-р Хавишам заметил, что мальчик прислушивался к их словам с таким интересом, как будто был совершенно взрослым человеком.
— Он смотрит очень развитым мальчиком, — сказал адвокат матери.
— Да, в некоторых отношениях это верно, — отвечала она. — Он всегда отличался понятливостью и часто бывал в обществе взрослых. У него есть смешная привычка употреблять длинные слова и выражения, встреченные им в книгах или подмеченные в разговоре других, но при всем том он очень любит детские игры. Мне кажется, что он довольно рассудителен, но иногда оказывается совершенным ребенком.
При следующем же своем посещении м-р Хавишам убедился в справедливости последних слов матери. Когда его карета повернула за угол, он увидал группу маленьких мальчиков, бегающих взапуски; в числе их был и наш маленький лорд, который кричал и шумел, не уступая ни одному из своих товарищей. Он стоял рядом с другим мальчиком, подняв для шага обутую в красный чулок ногу.
— Раз — готовься! — кричал посредник. — Два — держись. Три — пошел!
М-р Хавишам, заинтересовавшись зрелищем, высунулся из окна кареты. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь ему приходилось видеть что-либо подобное тому, как его маленькое сиятельство работало своими красными ножками, пустившись бежать после условного «три»! — согнув ручонки и устремив лицо против ветра, развевавшего его длинные, светлые волосы.
— Ура-а-а, Кед Эрроль! — разом вскрикнули мальчики, приплясывая и визжа от восторга. — Ура, Билли Вильямс! Ура, Кедди! Ура, Билли! Ура-ра-ра!