Ева вдруг что-то сказала ему на непонятном языке, по крайней мере, это были точно не английские и, кажется, не французские слова. Чертов французик встрепенулся и затараторил, затараторил, уже доставая из кастрюли котлету, и Ева отвечала ему, и если не смеялась, то уж улыбалась – я видел краешком глаза. Потом она, как воспитанная дама, повернулась к нам с Валерием:
– Извините, пожалуйста, мы с мсье Жаком разговариваем по-армянски.
В общем, я понял, что мне уже нечего терять. А поняв это, проговорил в сердцах:
– Это не совсем вежливо, когда другие не понимают, о чем идет речь!
Ну что тут можно сказать, ну достали они меня: то рыжий швед, то француз, который оказался армянином. Вот я и ляпнул, и пусть Валерий сколько угодно крутит пальцем у виска – мне уже было все равно.
Как ни странно, Ева не обиделась, не рассердилась на мое замечание – напротив, извинилась еще раз и сказала, что не стала переводить всякие глупости, которыми они обменивались с Жаком, только потому, что в них не было ровным счетом ничего содержательного. И улыбнулась мне так дружески и даже по-свойски, что я сразу размяк, как опущенный в чай сухарь. Глаза ее, казалось, говорили мне: «Ну что вы, что вы сердитесь, неужели еще не поняли, что вас, именно вас я выделяю среди всех…»
– Выделила она тебя из толпы, успокойся, – тихо сказал Валерий, этот маленький читатель моих мыслей.
Я сделал большой глоток кофе и успокоился.
А мсье армянин вдруг перестал смеяться-улыбаться и что-то проговорил на своем языке. Ева кивнула, но ничего не ответила. И вдруг обратилась ко мне.
– Евгений, вы не заметили, что наши имена начинаются одинаково: Ев-гений, Ев-а? Ева – женщина, которая была частью мужчины, его ребром. Вот и мое имя – часть вашего, не так ли?
– Так, – ошалело подтвердил я. Хотя как сканвордист отметил про себя, что буква «а» тут лишняя. Она выпадает из «Евгения». Но я не стал об этом говорить – еще чего не хватало! Тем более что Ева, как мне показалось, вдруг разволновалась, в глазах появился лихорадочный блеск. Она разволновалась, а я обнаглел. Обнаглев, подумал: «Во как я на нее действую». А вслух сказал:
– А давайте погуляем после ужина!
И что вы думаете, она ответила? Никогда не догадаетесь. Она ответила:
– А давайте!
О-ля-ля!
Армянский поцелуй
Догадался же кто-то протоптать тропинки в этом лесу!
Мы все удалялись от грунтовой дорожки. Шли друг за дружкой, держась, между прочим, за руки, как дети. Причем я шел впереди, как мужчина, как большой и сильный человек, который ведет за собой женщину, прокладывает дорогу. Куда я стремился, я и сам не знал. Важна была не цель, а процесс. Ева помалкивала. Я – тоже. Не существовало в природе слов, которые были бы выразительнее лесной тишины, – наверное, Ева понимала это не хуже меня. Мы вышли к ручью и остановились. Возле ручья цвела ряской маленькая заводь. Затейливо, на разные голоса верещали лягушки. Мы долго стояли, не расцепляя рук, и слушали этот гам. Я с удивлением подумал, что, оказывается, лучшая в мире музыка – это как раз лягушачье кваканье.
Я обнял Еву и привлек ее к себе. Удивительно: она оказалась маленькой. Не статная дама, прекрасная и недоступная, а маленькая и беззащитная женщина – вот какой оказалась Ева. Она уткнулась носом мне в грудь чуть пониже ключицы и прошептала:
– Вот из этого ребра я и вышла…
Я сразу не нашелся, что ответить, а потом уже было поздно что-нибудь говорить, я это почувствовал и молчал. Молчала и Ева, и только лягушки затрещали и заухали с утроенной силой, будто кто-то подкрался к ряске и повернул до отказа ручку громкости.
Тут из меня, не спросясь, выпрыгнул комплимент. Он был прямым и избитым, то есть пошлым. Но абсолютно искренним. Я сказал:
– Какая ты красивая!
– Ах, Женя, Женя, – проговорила она. И, помолчав, добавила. – Хочу обратно в ребро.
Ну что тут сказать, ну потерял я самообладание. Если бы я не видел ее обнаженной, я, может быть, самообладания бы и не потерял. Но я – видел, и от этого некуда было деться. Порывистые действия и борьба с одеждой сопровождались какими-то бессвязными речами, и в этих бессвязных речах промелькнули слова – «французский поцелуй». Ева вдруг отстранилась от меня. Она улыбалась, не стесняясь наготы.