Когда я лег в кровать, мне уже не захотелось брать книгу про маленького медвежонка, где все хотели есть. Хватит с меня этих медведей, из-за которых я наделал столько глупостей. Но лежать в постели ничего не делая было скучно. Я решил рисовать и пошел к папиному письменному столу, чтобы взять то, что мне было надо, Я не хотел брать белую красивую бумагу с папиной фамилией в углу, написанной блестящими буквами, потому что меня за это стали бы ругать. Я решил взять бумагу, на одной стороне которой было что-то написано, она уже ни для чего больше не годилась. Я взял также старую папину ручку, которую взять было тоже безопасно.
Я быстренько вернулся в свою комнату и лег в постель. Я начал рисовать страшные картины: военный корабль обстреливает из пушки самолеты, которые взрываются в небе; замки-крепости, которые атакуют войска, и толпы людей, которые бросают им на головы какие-то штуки, чтобы атакующие отступили. Так как я все делал тихо, в какой-то момент ко мне зашла мама, чтобы посмотреть, чем я занимаюсь. И она снова подняла шум. Надо сказать, что папина ручка немного течет, и он больше ею не пользуется. Очень удобно этой ручкой рисовать взрывы, но всюду накапали чернила: и на простыни, и на покрывало. Мама очень рассердилась. И ей не понравилась бумага, на которой я рисовал. Оказалось, что написанное на другой стороне было важно для папы.
Мама заставила меня встать. Она поменяла простыни на кровати, отвела меня в ванную комнату, опять стала тереть меня пемзой, губкой и вылила на меня все, что осталось в бутылке с одеколоном. Она надела на меня старую папину рубашку вместо пижамы, потому что чистых пижам не оказалось.
Вечером пришел доктор, положил свою голову мне на грудь, я показал ему язык, он похлопал меня по щеке и сказал, что я здоров и могу встать.
Да, с болезнью сегодня мне просто не повезло. Доктор нашел, что мама плохо выглядит, посоветовал ей лечь в постель и сесть на диету.
ХОРОШО ПОВЕСЕЛИЛИСЬ
Сегодня после обеда по дороге в школу я встретил Альсеста. Он мне сказал:
– А что, если мы но пойдем в школу?
Я ему ответил, что нехорошо пропускать уроки, что учительница будет недовольна, что мой папа мне говорил, что надо много работать, если хочешь чего-то добиться в жизни и стать летчиком, что это доставит маме неприятности и что некрасиво обманывать. Альсест мне сказал, что после обеда будет арифметика, тогда я с ним согласился. И мы не пошли в школу.
Вместо того чтобы идти в сторону школы, мы бегом побежали в обратном направлении. Альсест стал задыхаться, он не успевал за мной. Надо вам сказать, что Альсест очень толстый, он все время ест, и, конечно, это ему мешает бегать, особенно со мной, я очень сильный на дистанции сорок метров – это длина нашего школьного двора.
– Быстрее, Альсест! – закричал я.
– Больше не могу, – ответил мне Альсест.
Он пыхтел: «пуф-пуф», а потом остановился. Тогда я ему сказал, что нельзя нам здесь оставаться, потому что наши мамы и папы могут нас здесь увидеть и не дадут нам сладкого. И есть еще школьные инспектора, они могут нас увести и посадить в карцер, на хлеб и воду. Мои слова его здорово подбодрили, и он пустился бежать так быстро, что я не мог его догнать.
Остановились мы очень далеко, сразу за бакалейной лавкой месье Компани. Он очень хороший, у него мама покупает клубничное варенье, которое я очень люблю, в нем нет косточек, как в абрикосах.
– Здесь место надежное, – сказал Альсест, вынул из кармана печенье и начал его есть, потому что, как он мне объяснил, пробежка сразу после обеда вызывает у него голод.
– Ты здорово придумал, Альсест, – сказал я. – Когда я думаю о ребятах, которые сейчас в школе и решают задачки по арифметике, мне хочется смеяться!
– Мне тоже, – сказал Альсест, и мы засмеялись.
Когда мы кончили смеяться, я спросил у Альсеста, что мы будем делать дальше.
– Не знаю, – сказал Альсест, – можно пойти в кино.
И эта идея мне понравилась, но у нас не было денег. В карманах у себя мы нашли веревку, шарики, резинки и крошки. Крошки были в кармане у Альсеста. Потом их там не осталось, потому что Альсест их съел.
– Ничего, обойдемся без кино, – сказал я, – многим хотелось бы быть с нами!
– Конечно, – сказал Альсест, – мне не очень хочется смотреть «Реванш шерифа».
– Конечно, – сказал я, – это всего лишь ковбойский фильм.
И мы прошли мимо кино, не посмотрев на рекламу. Там шел еще какой-то мультик.
– А не пойти ли нам в сквер? – предложил я. – Можно сделать из бумаги мяч и потренироваться немного.
Альсест сказал, что неплохо, но в сквере есть сторож. Если он нас увидит, то спросит, почему мы не в школе, и уведет нас в карцер, где нас посадят на хлеб и воду. Только при одной мысли об этом Альсест захотел есть. Он вынул из ранца бутерброд с сыром. Мы продолжали идти по улице. Когда Альсест съел свой бутерброд, он мне сказал:
– А нашим в школе вовсе не весело!
– Это правда, – сказал я, – в любом случае уже поздно туда идти, нас накажут.
Мы стали разглядывать витрины. Альсест мне объяснял:
– Посмотри, это колбасные изделия.
Потом мы погримасничали перед витриной парфюмерного магазина, где были зеркала. Потом мы ушли, потому что люди в магазине стали на нас смотреть. У них был удивленный вид. В витрине часового магазина мы увидели часы, было еще рано.
– Здорово, – сказал я, – у нас есть еще время повеселиться, прежде чем пойдем домой.
Так как мы уже устали ходить, Альсест предложил пойти на пустырь, где никого нет и можно посидеть на земле. Там было очень хорошо. Мы начали дурачиться, бросали камни по консервным банкам. А потом, набрав много камней, сели. Альсест начал есть бутерброд с ветчиной, последний у него в ранце.
– В школе, – сказал Альсест, – вовсю решают задачки по арифметике.
– Нет, – сказал я, – сейчас должна быть переменка.
– Пуф, ты считаешь, что на переменке весело? – спросил он меня.
– Пуф! – ответил я ему и расплакался.
Потом нам уже не было весело, мы были одни, делать было нечего, мы должны были прятаться. Я был прав, мне захотелось пойти в школу, даже несмотря на задачки. Если бы я не встретил Альсеста, я бы сейчас был на переменке и играл и в жандармы, и в воров, и в шарики, а в шарики я играть мастак.
– Почему ты заплакал, что с тобой? – спросил Альсест.
– Это ты виноват, что я не могу играть в жандармы и в воров, – сказал я ему.
Альсесту это не понравилось.
– Я тебя не просил идти со мной, – сказал он мне. – И потом, если бы ты отказался прогуливать, я бы пошел в школу, вот и все, ты сам виноват!
– Да ну? – сказал я Альсесту, как говорит мой папа нашему соседу месье Блэду, с которым он часто ссорится.
– Да, – ответил Альсест, так месье Блэд отвечает моему папе, и мы подрались, как папа с месье Блэдом.
Когда мы кончили драться, пошел дождь, мы убежали с пустыря, там негде было укрыться от дождя.
Мама мне говорила, что она не любит, когда я прихожу промокший. Я почти всегда слушаюсь свою маму.
Мы с Альсестом стали около витрины часового магазина. Пошел сильный дождь, мы одни были на улице, это было невесело. Так мы простояли около часа, потом пошли домой.
Когда я вошел в дом, мама сказала, что я бледный, и что у меня усталый вид, и что если я захочу, то завтра могу не идти в школу, но я отказался. Мама очень удивилась.
А назавтра в школе, когда Альсест и я рассказали всем, как мы весело провели время, все ребята нам здорово завидовали!
Я ИДУ В ГОСТИ К АНЬЯНУ
Я хотел пойти поиграть с ребятами, но мама мне сказала, что об этом не может быть и речи, что она очень не любит мальчиков, к которым я хожу, что мы занимаемся глупостями и что меня пригласили на полдник к Аньяну, Он очень милым мальчик, хорошо воспитанный, и мне было бы неплохо брать с него пример.
Мне вовсе не хотелось идти на полдник к Аньяну, тем более брать с него пример. Аньян – первый ученик в классе, любимчик нашей учительницы. Хорошим товарищем его никак не назовешь. Его мало колотят, так как он носит очки. Я бы лучше пошел в бассейн с Альсестом, Жофруа, Эдом и другими. Но ничего не поделаешь, мама моя не шутила. Я всегда слушаюсь маму, особенно когда ей не до шуток.