— Послушай… да очнись же ты, наконец! — я тоже начал повышать голос. — Я ненавижу это проклятое место. Я провел здесь двадцать два года, с меня хватит. К тому же — а чего ты ожидала? Что я здесь всю жизнь просижу? Это же безумие. Ты что, с ума сошла, думаешь, я до старости лет буду торчать на Шестьдесят восьмой аллее? И колледж этот гнилой насквозь, и вся эта долбаная погоня за деньгами, и ни у кого ничего возвышенного на уме, все это так тухло! Я не хочу здесь загнивать. Я могу отсюда выбраться, и выберусь!
Черт возьми, я так разорался, что чуть не хлопнулся задницей об пол. Мама стояла в гостиной и смотрела на меня как на психа.
— Майк, да ты нигде счастья не найдешь. Плохому танцору и ноги мешают, я тебе это с детства твержу, забыл? Да что с тобой? Ты никуда не ходишь, работу бросил, занятия прогуливаешь, ты же был таким хорошим веселым мальчиком, что на тебя так повлияло?..
— Общество, мам. Общество запустило в меня свои когти и разодрало в клочья. Я здесь больше не могу. Все эти надутые ублюдки, всякие отморозки, у которых и мыслей-то в голове нет, преступники, весь этот беспредел! В гробу я их всех видел. Я сматываюсь отсюда пока не поздно, пока еще жив. Мне жаль, что ты здесь остаешься, но я по адресу Флашинг, район Квинз, подыхать не собираюсь.
— Майк, я правда думаю, что тебе стоит поговорить с врачом. У тебя маниакально-депрессивный психоз, тебе необходимо побеседовать с кем-нибудь, с психиатром, например.
Она только подлила масла в огонь. Слишком рационально и слишком негативно к этому отнеслась. По-моему, все рациональные люди — сумасшедшие. Взять хоть этот номер с психиатром — тот еще перл. Любой ограниченный человек, которому как следует промыли мозги, считает, что поход к психиатру дает ответы на все вопросы. Решение всех проблем. Мне этого не понять. Если мне приспичит проконсультироваться — я записываю себя на диктофон. Ни один диктофон не истолкует мои мысли ошибочно, как какой-нибудь всезнающий психиатр. Помню, как однажды на первом курсе в моем первом колледже я решил сходить в медицинский центр при кампусе. В нем принимал так называемый психиатр, и я подумал, что будет занятно его навестить. Я сделал это исключительно из юмористических побуждений, валял дурака, что с моей стороны было очень безответственно и глупо. Из-за этой дуры я начал думать, что свихнулся, к тому же безнадежно. Это она меня едва с ума не свела. Постоянно заводила свою волынку, заставляя меня обдумывать тот период, когда у все меня было плохо и запутанно, анализировать, почему я такая нездравомыслящая личность, и всякий подобный бред. Это был настоящий грабеж, несмотря на то, что прием был бесплатный. Однажды она попыталась впарить мне один из этих дурацких тестов, знаете, где надо обводить в кружочки «наиболее подходящие» варианты ответов. Они сами сбрендили, если считают, что подобное дерьмо может кому-то помочь. Не трудно догадаться, что ходить к ней я перестал. Да я на хрен перестал ходить и в тот поганый колледж.
Между тем мама все еще стояла в гостиной, истерика продолжалась. «Майк, — твердила она, — пожалуйста, успокойся. Пожалуйста, не делай этого!». Она решила просто довести меня до ручки.
Мне надоело талдычить одно и то же, так что я забил на все и ушел. Она меня не поймет. Похоже, родители никогда не смогут понять своих детей. Поколения разделяет слишком большая пропасть, нам не понять друг друга. От крика у меня разболелась голова, я бросился в свою комнату и хлопнул дверью. Я был в таком бешенстве, что схватил металлический стул и со всей дури шарахнул эту сволочь об стену. В результате проломил в ней дырку, хоть вовсе на это не рассчитывал. Из гостиной все еще доносился мамин визг. Это ее коронный номер. Сколько бы раз я ни убегал к себе в комнату, чтобы прийти в себя от бешенства, она не переставала дико орать, пока не сорвет горло. И так всегда.
Я опустил голову, чтобы немного остыть. Иногда я настолько слетаю с катушек, что мозги превращаются в какую-то рисовую кашу. Мама все еще что-то кричала, выписывая круги по комнате, поэтому, чтобы заглушить этот поток ругани, я врубил центр. Да еще залез с головой под одеяло и свернулся в клубок. Чувствовал я себя как бесполезный кусок дерьма. Как все эти недоделанные персонажи идиотских подростковых сериалов, которые я постоянно смотрел после школы, когда был маленький. Мне нравилось их смотреть, они давали мне чувство превосходства. Обычно в этих фильмах какой-нибудь придурок с Лонг-Айленда тайно охотится в своей спальне на драконов, или какая-то идиотка блюет после каждой еды, потому что тренер в группе поддержки сказал, что она слишком толстая. Идиотизм, понимаю, потому-то эти сериалы и давали мне ощущение превосходства. Я знал, что никогда не окажусь в такой кретинской ситуации, как эти дегенераты. Насмешка судьбы. Теперь, свернувшись калачиком под одеялом, глядя на только что проделанную мной брешь в стене и слушая, как моя мать орет благим матом в соседней комнате, я чувствовал точно то же, что и они. Я чувствовал себя как кусок дерьма. Как заблудившаяся подводная лодка. Не имея ни малейшего понятия, куда ехать, но твердо зная, что еду. Пусть все эти студенты английского отделения, придурки с бульвара Белл — жалкие ничтожества, но они хотя бы знают, что будут делать в жизни. А я нет. Даже представления не имею.