И как всегда пришел я на несколько минут раньше. Была история. По доброй воле я бы на нее не пошел, но мне приходилось посещать все эти вшивые предметы, потому что в этом семестре я зачислился поздновато. Сама история мне даже нравилась, но преподавала ее типичная нацистка, прибывшая прямиком из Освенцима. Я ненавидел ее до мозга костей. Рядом с ней, как и со всеми студентами с моего потока, я просто умирал со скуки.
Большая часть этих омерзительных тварей была с Лонг-Айленда, как и те четверо девиц, которые с утра сидели в аудитории, когда я зашел. Если бы спросили меня, я бы пожелал Лонг-Айленду провалиться ко всем чертям. Вас интересуют отталкивающие типы — там-то их как раз и разводят. Район изобилует понтовыми частными школами, полными умственно отсталых придурков, которые убеждены, что от их дерьма пахнет не иначе как розами. И что весь долбаный мир крутится вокруг их жалких слюнявых любовных историй и крутых тачек. Все тамошние девицы — пустоголовые близнецы, которые встречаются только с «классными» парнями и передвигаются исключительно стайками, и все как одна уверены, что папочка способен решить любую их проблему. Все накрашены как куклы и одинаково одеты — так они пытаются держать марку и не отставать одна от другой. Ну и народец на Лонг-Айленде. Просто воротит.
К моей великой радости, аудитория просто кишела слабоумными с Лонг-Айленда. Я примостился на заднюю парту. Четыре представительницы этой касты сидели как раз передо мной, они смеялись как ненормальные и вели себя как первоклашки, чем, собственно, и занимается день-деньской любой идиот моего возраста. Я положил голову на парту, пытаясь утихомирить растущее раздражение. Невозможно передать, но я чувствовал себя словно в капкане. Понимал, что если не выберусь отсюда — на мне можно ставить крест, — и не мог перестать об этом думать. Я понимал, что в моих силах — взять и сорваться из Нью-Йорка, тогда все изменится. Я хотел поехать туда, где просторно, где хорошо и где осень. Хотел поехать туда, где люди доброжелательны и умны, где я мог бы жить незаметно и вне всяких социальных рамок. Да уж. Мы с моим идеализмом та еще парочка.
И вот, сидел я себе и думал. Но и двух минут не прошло, как меня потревожили. Эта четверка с Лонг-Айленда в попсовых дутых куртках и с удручающим клоунским макияжем уставилась на меня и принялась давиться от смеха. Наверное, им казалось, что задумавшийся человек — это нелепо. Ведь Господь запретил кому-либо думать в наши дни. Я заметил, что они прикрывают рты ладошками, шепчут что-то на ухо друг дружке (должно быть, что-то искрометное), потом глянут на меня — и опять ржать. Думали, я ничего не замечаю, и казались себе такими хитрыми. Я уж было встал, чтобы подойти и каждой съездить по башке металлическим стулом, коих в аудитории множество, но я все-таки законопослушный гражданин и решил, что не стоит. Вы бы мною гордились. Вместо этого я сел на место и окинул их убийственным взглядом. После этого они отвернулись и точно дебилки уставились перед собой. Теперь видите, какой непроходимой тупостью я был окружен в этом чертовом месте? Все это настолько меня раздражало, что я плюнул, встал и вышел. В этом смысле четверка дур с Лонг-Айленда (чтоб им всем растолстеть) неплохо поработала, сделав доброе дело. Мне не хотелось торчать на этой несчастной паре, и они предоставили мне отличный повод смотаться.
Было бы глупо возвращаться домой, через два часа предстояла еще одна пара, а я знал, что если пойду домой — в кампус в этот день не вернусь. Сила воли у меня хреновая. Вместо этого я решил пойти со всей своей фрустрацией в кафетерий и погреться. На улице была холодина и ветер вдобавок. В Нью-Йорке невыразимо холодно и ужасно ветрено. Да и во всем долбаном штате тоже.
А в Квинз-колледже вообще пиши пропало, он стоит на возвышении, так что ветродуй всегда просто дикий. Причем такой, что все студенты коротко стриглись. Готов поспорить, так они и делают до сих пор.
В то утро в кафетерии было довольно тихо. Я знал, что это временно, так как обычно эту свалку до отказа заполняли всякие олигофрены, лишь отдаленно напоминающие людей. Уверен, так было и в том колледже, который вы посещали или посещаете. Эти долдоны даже разработали современную кастовую систему и разделились на подклассы. Здесь собрались все расовые группы, какие только можно себе представить, и каждая занимала свою территорию. Чудовищная атмосфера, подавляющая творческую активность и мешающая учебному процессу. Очутившись здесь, вы бы и не догадались, что находитесь в Америке. В довершение всего группки друг с другом даже не разговаривали. Вообще никак не пересекались между собой. А если вы еще и отщепенец вроде меня, вам бы каждый день приходилось отвоевывать возможность сесть за грязный столик и, никого не трогая, съесть разнесчастный ланч. За это я и ненавидел свой институт. Я-то думал, что как только окончу школу (еще одно крысиное логово), больше уж не встречу всего этого дебильного расового и кастового деления — оказалось, я ужасно заблуждался. И сколько бы нам ни пускали пыли в глаза, колледж — это плачевное зрелище, самое ничтожное место. Кто поумнее, сразу оттуда сваливает, пока еще остались здравый рассудок и деньги. Вы получите лучшее образование в попытках заработать себе на жизнь в этом отвратительном обществе, чем в каком-нибудь несостоятельном и разделенном на касты колледже, уж поверьте.