12
Обычно я стараюсь ничего не бросать на полпути. И болезнь — не исключение. Если уж заболевать, то хорошенько, по-настоящему. После блуждания по городу мое состояние резко ухудшилось. Глаза покраснели и слезились как бешеные, я весь обчихался. Едва мог передвигать ноги, причем предстояло еще придумать, как вернуться к отелю. Прошло уже немало времени, как я шатался по улицам, не обращая внимания на указатели и названия. Опросил, наверное, штук пять или шесть прохожих, как пройти к «Дэйз-инн», но каждый из этих скотов отвечал, что не здешний. Ну просто никуда от них не деться. Чтоб им всем сгнить на острове Читателей меню. Устав безответно просить прохожих о помощи, я вынужден был взять такси до гостиницы. Ехали минут двадцать, и я отрубился на заднем сиденье. Когда мы подъехали, водителю пришлось меня будить. Пробудившись, я заплатил по счетчику и потащился к отелю. Около отеля околачивались какие-то сомнительного социального происхождения старшеклассники и откровенно по-малолетски беспредельничали. Было весьма затруднительно проталкиваться сквозь их плотную толпу, поскольку у меня из носа текло как из ведра, приходилось то и дело утирать сопли рукавом. Выглядел я, пожалуй, как заправский бомж, и эта шпана не устояла отпустить в мой адрес кое-какое весьма непочтительное замечание. Жалко, не было сил одарить их злобным взглядом, не говоря уж о том, чтобы вмазать хорошенько, поэтому я решил забить и начисто их проигнорировать. Сейчас я жалею, что они не получили того, что им причиталось. Из дурных людей, неважно, подростков или взрослых, следует периодически вышибать все дерьмо. Снисхождения к злобным невежественным тинейджерам от меня не жди, сам с сотнями таких в школе учился. В старших классах я до слез ненавидел школу. По сути, даже сильнее, чем ненавижу колледж. Школа Форест Хиллс в Квинзе, где я учился, была раем для узколобых ограниченных отбросов. Были, конечно, исключения, но другим, чтобы не портить облик планеты, не мешало бы еще в раннем детстве покончить с собой. Каждый из этих грязных недоумков считал своим долгом заставить остальных детей почувствовать себя какими-то не такими. Я, конечно, на это никогда не велся, я-то им всем цену знаю, они — несчастные безмозглые твари, но вот некоторым детям от них доставалось по полной. Например, ребят, достаточно сообразительных, чтобы во время урока физкультуры не играть в идиотские игры типа баскетбола прямо посреди дороги, не желающих разбивать себе башку, считали изгоями. Поскольку, давайте признаем, быть умным и иметь оригинальную точку зрения — не круто. И уж Господи спаси тех, кто писал стихи или прозу. Их считали странными. Что мне кажется непонятным, поскольку то же самое безмозглое бычье, наезжавшее на этих литераторов в школе, само же, придя домой, вылизывало плакатные задницы любимых певцов или авторов песен, или своих же любимых писателей. Их логика — за пределами моего понимания, да и, пожалуй, за пределами их собственного понимания, хотя сомневаюсь, чтобы эти балбесы вообще хоть что-то понимали. Теперь я нахожу чрезвычайно забавным и даже восхитительным, что все дерьмо обернулось против этих же вонючих недоносков. Это они теперь растят незаконнорожденных детей, торчат на тухлых работах, связанные по рукам и ногам обязательствами неудавшихся браков. Теперь они — изгои общества, обреченные не совершить ничего выдающегося за свою бессмысленную и гадкую жизнь. Так им и надо, они заслуживают сгореть в аду. Школы следует упразднить. А детей — обучать на дому.
Итак, продравшись сквозь беснующуюся толпу, я обратил внимание, что вечеринка в «Луисе» еще в самом разгаре. До сих пор звучала латиноамериканская музычка, народ все еще выкидывал коленца и, точно Кадиллаки, галлонами поглощал горючее. Некоторые зависли у самого лифта, пытаясь казаться важными персонами, но я постарался их проигнорировать. Устраивать разборки не было сил, поэтому, ввалившись в этот стремный лифт, я взмыл на шестой этаж.
Когда двери открылись — стало тихо. Должно быть, все постояльцы отеля коптились в баре внизу. Энергии не было даже на то, чтобы открыть дверь, и, когда мне это удалось, я рухнул на пол прямо на пороге. Я был настолько слаб и разбит, что не мог даже сглотнуть слюну, горло горело как раскаленное железо. Я уверял себя, что поправлюсь, выйду из этой войны победителем, что нужно только пережить эту ночь и утром свалить на хрен из этого шизанутого города. Пообещав себе убраться из города как можно скорее, я почувствовал себя получше, попытался встать и добраться до постели, но мне не хватило ни физической, ни душевной энергии. Вместо этого я подтянулся, держась за дверь и прислонился спиной к стене — прямо возле воняющей корзины с мусором. Света я не включал, поэтому в комнате было совсем темно, за исключением полосы света, выбивающейся из-под двери. Но в остальном темно — хоть глаз выколи. И если не считать шума проезжавших автомобилей, было слышно только дребезжание электрической вывески «Дэйз-инн» за окном.