На палубе собрались пассажиры. Смеялись, галдели, курили. Заставили палубу мешками, ящиками, бочками. Но только пришвартовались - и вся эта толпа схлынула на берег.
Ушел в город и Литвинов в своем белоснежном кителе, не забыв напоследок снять фуражку и пригладить волосы. А Маленький поступил в распоряжение кока Серегина, который пуще всего не любил, когда слоняются без дела. Маленький чистил картошку, мыл кастрюли, подметал салон, а потом - вместе с Севой и Борей - начал драить палубу.
Литвинов вернулся злой. Поворчал, что приборку не закончили, что чай простыл... Ушел к себе в каюту и дверью хлопнул. Потом выяснилось: в Старгороде праздник, много приезжих - из области, из других городов, жилья не хватает, и начальство распорядилось оборудовать "Очаков" под гостиницу. Литвинов ходил и ворчал, что у него корабль, а не ночлежка...
А на пристань тем временем привезли раскладушки, матрацы. Команда таскала их на борт, и Маленькому тоже хватило работы.
Вечером все с ног валились от усталости. Маленький заснул, едва добравшись до койки. А Литвинов, как видно, про него забыл.
Весь следующий день из города доносились разорванные ветром мелодии оркестры пробовали голоса. Ветер раздувал разноцветные полотнища на набережной. Приехали первые гости, комсомольцы из дальних районов - с гитарами, гармошками, баянами - заняли верхнюю палубу, и на теплоходе стало сразу тесно и жарко. К вечеру на камбуз заглянул Литвинов. Кивнул в сторону Маленького, приказал:
- Серегин! Утром отведешь пацана на станцию, отправишь в Усть-Верею...
Маленький проснулся рано, сложил рюкзак, вышел на палубу. Долго стоял и смотрел на просыпающуюся реку. Видел, как оживали красно-желтые краны над крепостной стеной, как по высокому правому берегу скользнули первые лучи солнца и вспыхнули на дальних холмах церквушки - травянистый, голубой, малиновый верх...
Он видел, как подымались над низким и пустынным левым берегом стаи уток... Как буксир долго и тягуче гудел, втягивая под мост баржу с песком и лесом. Как рыбаки на яликах возвращались с ночной ловли. Как две шлюпки под парусами показались из-за поворота реки, красиво поменяли галс и пошли по фарватеру в город. И чем ближе они подходили, тем беспокойней и пристальней вглядывался он в них.
Шлюпки шли на значительном расстоянии друг от друга. И вот, когда первая поравнялась с крепостной стеной, Маленький увидел, как на фоне паруса встал сигнальщик и начал махать флажками. На второй шлюпке приняли сигнал. Маленький прищурился - флажки мелькали быстро:
"Всем на-деть па-рад-ную фор-му". И после небольшой паузы:
"От-дай-те... вы-ход-ные... брю-ки... что?! Ка-пи-та-на... К а п и т а н а?!. Н е у ж е л и н а ш и?"
Он торопливо считывал беглое письмо флажков: "О-ни на вашей шлюпке... в большом жел-том че-мо-да-не..."
- Ура! Наши! - закричал Маленький. - Наши!..
И он заплясал на палубе, выкрикивая:
- Отдайте выходные брюки капитана из желтого большого, большого чемодана!..
Из камбуза выскочил кок Серегин с недочищенной картофелиной в одной руке и ножом в другой. Косматые брови удивленно поползли вверх. Маленький пулей пролетел мимо него, крикнув на ходу: "Наши!" - бросился в кубрик, схватил рюкзак, скатился по трапу на пристань. Уже на набережной оглянулся. Белый колпак Серегина неподвижно маячил на палубе.
Маленький спешил. Он должен был успеть, встретить. А для этого надо было добежать до моста, пересечь его, да еще в обратную сторону полпути... Оглядываясь на реку, он видел, как шлюпки все ближе подходили к противоположному берегу. Вот миновали огороженную купальню, потом пляж с цветными грибками, голубую вышку спасательной станции... А там и маленькая пристань, над которой поднят флаг ДОСААФа.
Он торопился, хотел успеть к швартовке, хотел, чтоб ему крикнули: "Эй, парень, прими конец!" - и вдруг узнали бы его... И он улыбался при мысли о том, какое впечатление произведет его неожиданное появление. Только бы успеть!
А город оживал, просыпался ему навстречу. Хлопали на ветру флаги, распахивались двери, из домов выходили празднично одетые люди.
- Эй, посторонись!
Его догоняли ряженые велосипедисты. Впереди баба-яга в мешковине, в парике из мочалы, помело торчит из-под седла. За бабой-ягой - с криками, смехом - черти. В черных тренировочных костюмах, в черных масках. Рожки, хвосты из твердой резины.
Нечистая сила промчалась мимо, рассыпая вокруг велосипедный звон, и Маленький снова побежал. Вот он обогнул сторожевую башню, круто свернул к берегу и побежал вдоль самой воды. Над ним высилась белая крепостная стена. "Старгороду семьсот лет", - прочел он на ней. Буквы были красивые, затейливые, писаны золотом...
Внезапно город вздрогнул. Сто оркестров ударили в лад на обоих берегах. И сто колоколов. Бамм-бомм-бомм!.. Бамм-бомм-бомм!.. "В Старгороде праздник! В Старгороде праздник! - грохнули тарелки самого главного оркестра, и остальные девяносто девять, рассеянные по всему городу, согласились дружно: - Праздник! Праздник!.."
"Отдайте-выходные-брюки-капитана-из-желтого-большого-большогочемодана!.. - грянули сто оркестров и одна маленькая блестящая труба. Отдайте-отдайте-скорее-отдайте-брюки! В Старгороде праздник! В Старгороде праздник!.."
Маленький перебежал через мост, ноги у него подкашивались, под ложечкой кололо, в горле было сухо, пот заливал глаза. По дороге навстречу ему подымался строй - форменки, гюйсы, бескозырки... Впереди - капитан в полной форме. "Левой, левой! - командовал капитан. - Кошельков, не тянуть ногу!.."
Маленький стоит посреди дороги и видит, как меняется лицо капитана, как растерянно открывает он рот, но тут же смыкает обветренные губы - не то сердито, не то обиженно...
- Маленький Петров! - командует капитан. - Замыкающим, на левый фланг! Взять ногу!..
Маленький бежит в конец строя и глупо, широко, счастливо улыбается. Каштанов подмигивает ему, Чубчик делает гримасу, Айна отворачивается, Кошельков говорит:
- Разгильдяй! Три наряда!..
- Кошельков! Отставить разговоры! - кричит капитан, не оборачиваясь. - Левой! Левой! Маленький, не отставать!..