Алеша вытянул правую руку. На широкой ладони лежал гривенник. Алеша медленно сжал кулак.
Оглядел всех. Стал разжимать кулак...
Маленький видел его перед собой. Крепкие, с лиловыми подтеками ногти. Пучки волос на пальцах...
Раз! Нет гривенника!..
Алеша хохотал.
- Ну, кто еще? Давай двугривенный!
- Скажите, Алексей, а в цирковое училище не пытались? - спросил Кузнечик.
- Подавал... Говорят, годы не те... Стар. - Он поглядел на свои ступни, снова пошевелил пальцами, вздохнул. - Я этими ногами каждую пылинку чувствую, каждый камешек.
Маленький с уважением смотрел на Алешины ступни. Лопаты!.. Как это стар? Почему стар? Непонятно...
- Алексей, раскройте, пожалуйста, какой-нибудь секрет своего мастерства, - вежливо попросил Кузнечик.
- Ну что... - Алеша прищурился, поскреб затылок. - Возьмешь, значит, кусок водопроводной трубы, отрежешь, сваришь раму, ну, колесо приладишь... и - пошел! Так вот и ездим...
В эту минуту в небе послышался сильный треск, и над толпой, чуть не задевая телевизионные антенны, пролетел вертолет. Он нес большое красное полотнище со словами: "СТАРГОРОДУ СЕМЬСОТ ЛЕТ".
Все задрали головы и молча проводили вертолет глазами. И Алеша, сидевший на чурбаке, вытянув усталые ноги. И Кузнечик. И Маленький Петров.
Вертолет пролетел и исчез за домами.
Чья-то рука легла Маленькому на плечо. Капитан!..
- Пошли.
Маленький все оглядывался. Шея даже заболела. Толпа редела медленно, и когда Маленький с капитаном дошли до угла, Алешу Солеварова все еще окружали. Взрослые разошлись. Остались мальчишки.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Ваше время истекло
Вслед за капитаном Маленький шагнул в гулкое здание почтамта.
Пахло клеем, разогретым пыльным деревом и множеством людей.
Капитан провел Маленького к будкам, на стеклянных дверях которых нарисованы телефонные трубки и стоят номера: 1, 2, 3, 4. Велел сидеть и ждать, а сам просунул голову в окошко.
- Девушка, мне Усть-Верею, пожалуйста. Ткацкую фабрику. Петрову позвать... Маленький, как мать зовут?
- Вера Ивановна...
"Чего это он задумал?.."
Капитан подошел к нему.
- Обещали быстро. Слушай внимательно, вот динамик. А я до киоска дойду...
Маленький уперся взглядом в широкую спину капитана.
"Что задумал? Велит на вокзале встречать? Сюда вызовет?.."
Капитан исчез в толпе, потом снова появился, на ходу разворачивая газету. Подошел. Шелестя газетой, стал бормотать что-то...
"Посадит в поезд, наверно..."
Женский голос за окошком певуче произнес:
- Дежурненькая, дай, миленькая, Усть-Верею, по срочному...
В динамике загудело: "Усть-Верея... Третья кабина... Петрова у телефона..."
Маленький рванулся было к кабине, но капитан сунул ему газету и зашел сам. Дверь прикрыл, да что толку - на весь почтамт гремит!
"Вера Ивановна! Колодкин Сергей Петрович говорит, из Старгорода! Как там Николай ваш?.. Здоров, здоров. Как у Николая дела?.. Да здоров, говорю. Николай, спрашиваю, как?.. Да здесь он, здесь, рядом. Николая-то приняли?.. В техникум приняли?.. Рядом стоит, сейчас передам трубку. Я спрашиваю, Колю приняли? Да? Передайте мои поздравления! Слышите? Колодкин шлет, Сергей Петрович! Колодкин! Константин, Ольга, Людмила... Сейчас трубку передам, а вы там розги готовьте, да покрепче..."
Капитан распахнул дверь кабины и махнул Маленькому рукой.
- Матери скажи - послезавтра уходим домой...
"Здравствуй", - сказала мать чужим дальним голосом. "Здравствуй", эхом откликнулся Маленький. "Что ж ты, архаровец... Ну, погоди, приедешь... - Мать всхлипнула. - Колька-то поступил..."
В ответ на каждое слово матери Маленький молча кивал, как будто она рядом стояла.
"Колька поступил, слышишь?"
Маленький все кивал, кивал усердно. Чей-то, не материн, голос:
- Гражданин, говорить будете?
Тогда он словно встряхнулся, вспомнил: мать про Кольку сказала что-то...
"Колька! - заорал он в трубку. - Колька!.." - "Чего орешь, - сказала мать. - Кольки здесь нет... Он теперь в Сланцевом..." - "Ма!.. Кольке привет!.."
Щелк. Щелк, - ровное гудение в трубке. Снова - щелк. Голос: "Повесьте трубку. Ваше время истекло..."
"Что? Какое стекло? - Маленький опустил трубку. Она вся была в крупных каплях, а рука, сжимавшая трубку, мокрая. - Ваше время и стекло... Какое стекло?.."
- Ну, поговорил?.. - Капитан внимательно смотрел на него. Пойдем-ка, Маленький, отметим. В кафе-мороженое.
"Отметим?.. Что отметим?" На стекле надпись: "Бланки подавать в заполненном виде..." Время и стекло... Теперь только он сообразил, что надо было сказать матери. Правда, он никогда не сказал бы ни одного из этих слов в телефонной будке, на виду у целого почтамта, да и один на один с матерью вряд ли сказал бы. Это были те слова, которые и про себя-то произносишь с трудом, а вслух и совсем невозможно. Слова эти бессвязные, но они и есть самые крепкие и самые главные, потому что их произносишь только самому себе. А люди думают, ты бесчувственное бревно, упрямец и молчун. Людям очень нравятся красивые слова и еще - чтобы их громко произносили...
- Пойдем, - сказал капитан, - тут недалеко.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Надежды
Кафе-мороженое "Туесок". По стенам - плетеные корзинки с можжевельником, брусникой. Кругляки березовые вместо стульев. Под потолком вентиляторы - наподобие лебединых крыл. У официанток на передниках зайцы вышиты.
- Тебе какого, Маленький?.. Ясно. Всех сортов по одному, пожалуйста. И сифон.
В кафе не повернуться. Гудит. Вот это да! За соседним столиком Кузнечик! А рядом с ним старичок какой-то в сером костюме, при галстуке. Маленький огляделся и увидел сбоку тех самых медведей. Расселись, медвежьи башки за спину забросили, точно капюшоны. Шкуры распахнули. Перед каждым сифон.
Пломбир цветной горкой проплыл на подносе через зал, опустился на стол. Капитан нажал пальцем на рукоятку сифона, в стакан ударила напористая струя. Поднял стакан.