– Я рад, что ты нашел, в чем там была беда с твоей машиной. Теперь ты можешь вернуться домой…
– Откуда ты знаешь?!
Я как раз собирался сказать ему, что, вопреки всем ожиданиям, мне удалось исправить самолет!
Он не ответил, он только сказал:
– И я тоже сегодня вернусь домой.
Потом прибавил печально:
– Это гораздо дальше… и гораздо труднее…
Все было как-то странно. Я крепко обнимал его, точно малого ребенка, и, однако, мне казалось, будто он ускользает, его затягивает бездна, и я не в силах его удержать…
Он задумчиво смотрел куда-то вдаль.
– У меня останется твой барашек. И ящик для барашка. И намордник…
Он печально улыбнулся.
Я долго ждал. Он словно бы приходил в себя.
– Ты напугался, малыш…
Ну еще бы не напугаться! Но он тихонько засмеялся:
– Сегодня вечером мне будет куда страшнее…
И опять меня оледенило предчувствие непоправимой беды. Неужели, неужели я никогда больше не услышу, как он смеется? Этот смех для меня – точно родник в пустыне.
– Малыш, я хочу еще послушать, как ты смеешься…
Но он сказал:
– Сегодня ночью исполнится год. Моя звезда станет как раз над тем местом, где я упал год назад…
– Послушай, малыш, ведь все это – и змея, и свиданье со звездой – просто дурной сон, правда?
Но он не ответил.
– Самое главное – то, чего глазами не увидишь… – сказал он.
– Да, конечно…
– Это как с цветком. Если любишь цветок, что растет где-то на далекой звезде, хорошо ночью глядеть в небо. Все звезды расцветают.
– Да, конечно…
– Это как с водой. Когда ты дал мне напиться, та вода была как музыка, а все из-за ворота и веревки. Помнишь? Она была очень хорошая.
– Да, конечно…
– Ночью ты посмотришь на звезды. Моя звезда очень маленькая, я не могу ее тебе показать. Так лучше. Она будет для тебя просто – одна из звезд. И ты полюбишь смотреть на звезды… Все они станут тебе друзьями. И потом, я тебе кое-что подарю…
И он засмеялся.
– Ах, малыш, малыш, как я люблю, когда ты смеешься!
– Вот это и есть мой подарок… Это будет как с водой…
– Как так?
– У каждого человека свои звезды. Одним – тем, кто странствует, – они указывают путь. Для других это просто маленькие огоньки. Для ученых они – как задача, которую надо решить. Для моего дельца они – золото. Но для всех этих людей звезды – немые. А у тебя будут совсем особенные звезды…
– Как так?
– Ты посмотришь ночью на небо, а ведь там будет такая звезда, где я живу, где я смеюсь, – и ты услышишь, что все звезды смеются. У тебя будут звезды, которые умеют смеяться!
И он сам засмеялся.
– И когда ты утешишься – в конце концов всегда утешаешься, – ты будешь рад, что знал меня когда-то. Ты всегда будешь мне другом. Тебе захочется посмеяться со мною. Иной раз ты вот так распахнешь окно, и тебе будет приятно… И твои друзья станут удивляться, что ты смеешься, глядя на небо. А ты им скажешь: «Да, да, я всегда смеюсь, глядя на звезды!» И они подумают, что ты сошел с ума. Вот какую злую шутку я с тобой сыграю…
Он опять засмеялся.
– Как будто вместо звезд я подарил тебе целую кучу смеющихся бубенцов…
И он опять засмеялся. Потом снова стал серьезен:
– Знаешь… сегодня ночью… лучше не приходи.
– Я тебя не оставлю.
– Тебе покажется, что мне больно. Покажется даже, что я умираю. Так уж оно бывает. Не приходи, не надо.
– Я тебя не оставлю.
Но он был чем-то озабочен.
– Видишь ли… это еще из-за змеи. Вдруг она тебя ужалит… Змеи ведь злые. Кого-нибудь ужалить для них удовольствие.
– Я тебя не оставлю.
Он вдруг успокоился:
– Правда, на двоих у нее не хватит яда…
В ту ночь я не заметил, как он ушел. Он ускользнул неслышно.
Когда я наконец нагнал его, он шел быстрым, решительным шагом.
– А, это ты… – сказал он только.
И взял меня за руку. Но что-то его тревожило.
– Напрасно ты идешь со мной. Тебе будет больно на меня смотреть. Тебе покажется, будто я умираю, но это неправда…
Я молчал.
– Видишь ли… это очень далеко. Мое тело слишком тяжелое. Мне его не унести.
Я молчал.
– Но это все равно что сбросить старую оболочку. Тут нет ничего печального…
Я молчал.
Он немного пал духом. Но все-таки сделал еще одно усилие:
– Знаешь, будет очень славно. Я тоже стану смотреть на звезды. И все звезды будут точно старые колодцы со скрипучим воротом. И каждая даст мне напиться…
Я молчал.
– Подумай, как забавно! У тебя будет пятьсот миллионов бубенцов, а у меня – пятьсот миллионов родников…