— Хорошо, — легко соглашается Вольцев, и меня это настораживает, — но тогда и я попрошу у тебя услугу.
Ну точно! Бескорыстия от него ждать и не стоило.
— Какую?
— Я собираюсь в вашем городе обосноваться серьёзно, сейчас мы с компаньонами строим элитный пансионат. Поэтому мне нужны связи. Перестань смотреть на меня с такой лютой ненавистью и прояви содействие в сближении с твоим отцом.
У меня вырывается нервный смешок. Как он себе это представляет вообще?
— Повторю: ты не знаешь моего отца. Лучше держись от него и от нас подальше, — предупреждаю сухо — и поверь, это добрый совет, а не отказ в помощи.
Вольцеву же все нипочем. Он по-прежнему лениво улыбается, чувствует себя раскованно, свободно и даже, кажется, чему-то рад.
— Я разберусь, Ника. Не переживай за меня.
Мне хочется сказать ему очень многое. По большей части хлёсткое и неприятное. В груди печёт, к щекам приливает краска — я взвинчена до предела, открываю и закрываю рот, но, похоже, от Вольцева так просто не избавиться. Слова бесполезны.
Разворачиваюсь и иду к дому. Никита быстро меня догоняет, и к шатру, где накрывают праздничный стол, мы приходим вместе.
Игорь, завидев нас, спешит навстречу с улыбкой. Он часто улыбается, по мне так излишне часто. Кстати. Может, Лине его улыбка не нравится? Мне вот тоже она кажется слегка неискренней и, мягко говоря, моему жениху не идёт. Отец же, глядя на нас с Вольцевым, хмурится. О! Я уже вижу, что наш внезапный гость ему не по душе. Ну хоть раз в жизни мы в чем-то с папулей сошлись.
— А где ягода? — спрашивает отец в своей привычной резкой манере.
И мне вдруг неожиданно становится неловко перед Вольцевым за этот тон и вообще за то, что он видит отношение отца ко мне. Почему-то меня очень волнует, что Никита может обо мне подумать, и жутко не хочется выглядеть перед ним бессловесной отцовской рабыней.
— В своей комнате читает, как я ей и велела, — подчёркиваю голосом, что осуждаю досрочное избавление дочери от наказания, — как соберёмся за стол, я сама за ней схожу.
— Это я виноват, — пытается произвести на моего папочку впечатление Вольцев. Но только зря старается. Для этого он слишком красивый, лощеный и столичный, что ли. Отец таких мажоров терпеть не может. — Простите, если невольно нарушил воспитательный процесс. Проверить, что девочка в порядке — мой долг.
А Вольцев-то смелый. Не боится ткнуть нашу семью носом в оплошность, несмотря на давящую ауру отца.
— Вы гость, вам простительно. И ещё раз спасибо за Малину, — говорю я вежливо, но холодно, и, кажется, мой тон папе нравится.
Во всяком случае, он заметно расслабляется.
— Да-да, спасибо тебе, Ник, за ягодку, — ну а Игорь, как обычно, улыбается и поддакивает.
Раньше меня это очень устраивало, а вот сейчас почему-то раздражает. И опять стыдно, но теперь уже за жениха. Боже, скорее бы этот обед уже закончился!
Из дома выходят Дина, мама и Лиля — наша бессменная помощница по хозяйству — с блюдами и салатницами в руках. И если мама с Лилей излучают лишь хорошее настроение и гостеприимство, то сестра на Вольцева чуть слюной не капает. Но лишь тогда, когда отец не видит. Зато вижу я. Не удивлюсь, если она это делает мне назло. А я и злюсь. Дурочка малолетняя. Будто не знает, кому глазки строит.
— Я оставлю вас, помогу накрывать стол, — сообщаю мужчинам и иду в дом.
Сестру дожидаюсь в холле и, пока мамы с помощницей нет, отчитываю по полной программе:
— Дина, ты чего ему лыбишься? Забыла, какой он врун? — шиплю, как змея. — Забыла про его семью? Или хочешь папу довести до греха?
Сестра смеётся:
— Ой, да не ревнуй! Мне не нужен отец родной племянницы…
— Тихо ты! — рявкаю сдавленно и озираюсь.
Уф, никого.
— Хотя он вживую вообще красавчик улетный. Я теперь тебя ещё лучше понимаю, — продолжает трепать мне нервы сестра.
Мы говорим на ходу, и у меня нет возможности стукнуть её по голове подушкой. Или чем-то тяжелее.
— Дина, мне не до шуток. У меня предчувствие плохое.
— Ты его попросила молчать?
Входим в кухню и принимаемся раскладывать по блюдам нарезку.
— Естественно!
— Согласился?
— Да, в обмен на содействие в налаживании дружбы с отцом.
Сестра вытаращивается на меня недоуменно. Она-то знает, что это невозможно.
— О, ну тогда и правда можно начинать бояться. Ладно, придумаем что-нибудь. Хорошо, что ты загранник в прошлом году поменяла. Держи его под рукой, сестричка.
Я кидаю в сестру куском колбасы, она его ловит и заталкивает в рот.