«У меня не было паспорта».
«Ты убежал из тюрьмы?»
«Нет, я пробыл там месяц, и меня отпустили».
«Это ты крал вещи на соседних фермах?».
Темби кивнул, не поднимая глаз.
Джейн не знала, как ей быть. Она твердо повторила про себя: «Это опасный мальчик, совсем бессовестный и очень хитрый» — и снова взяла ружье, но тяжесть этого холодного, враждебного ей предмета заставила ее почувствовать себя виноватой. Резким движением она поставила ружье на прежнее место. «Посмотри на меня, Темби», — прошептала она. За стеной, в коридоре, Вилли говорил твердым, уверенным голосом: «Да, сержант, мы задержали его здесь. Он работал у нас несколько лет тому назад. Да».
«Слушай, Темби, — быстро шептала Джейн, — я выйду из комнаты, а ты беги, да побыстрей. Кстати, как ты сюда забрался?» Эта мысль возникла у нее впервые. Темби посмотрел на окно. Джейн увидела, что прутья решетки слегка раздвинуты, очень худой человек мог пролезть между ними боком. «Ты, должно быть, сильный, — сказала она. — Теперь тебе уже не нужно уходить тем же путем. Просто выйди в дверь. — Она указала рукой на дверь в столовую. — Пройди на веранду, а там беги в заросли, уйди куда-нибудь подальше, займись честным трудом и перестань воровать. Я поговорю с баасом. Скажу ему, чтобы он сообщил в полицию, будто мы ошиблись. Ну же, Темби…» — поспешно заключила она и вышла в коридор, где спиной к ней у телефона стоял Вилли. Он повернул голову, недоверчиво посмотрел на нее и сказал: «Джейн, ты сошла с ума». А в телефон бросил: «Да, приезжайте поскорей». Вилли повесил трубку, повернулся к Джейн: «Ты же знаешь, что он не изменится». — И поспешно кинулся в спальню.
Но не было необходимости так спешить. Темби стоял на том же месте, где они его оставили, прижав к глазам кулаки, как малый ребенок.
«Я ведь велела тебе бежать», — сердито сказала Джейн.
«У него в голове винтика не хватает», — съязвил Вилли.
Он взял ружье, но тут же, как и Джейн, почувствовал, что это глупо, и поставил ружье на место.
Вилли присел на кровать и смотрел на Темби с видом человека, который понимает, что его перехитрили: «Будь я проклят, — сказал он, — ей-богу, не разберу, в чем тут дело».
Темби продолжал стоять посредине комнаты, опустив голову и плача. Джейн тоже плакала. Вилли сердился все больше, раздражался все сильнее. Наконец он ушел из комнаты, хлопнув дверью: «Черт знает что такое! Все с ума посходили!»
Вскоре явилась полиция, и уже больше не было сомнений относительно того, что надо делать. Темби отвечал утвердительно на все вопросы, во всем признался. На него надели наручники и увезли в полицейской машине.
Тогда Вилли вернулся в спальню, где Джейн, плача, лежала на кровати. Он похлопал ее по плечу и сказал: «Ну, хватит. Все кончено. Мы ничего не могли поделать».
Джейн всхлипывала: «Он остался жив только благодаря мне. Вот что самое ужасное. А теперь его посадят в тюрьму».
«Черные ничего не имеют против тюрьмы. Они не считают ее позором, как мы».
«Но он станет одним из тех негров, у которых вся жизнь проходит от тюрьмы до тюрьмы».
«Ну и что же? — удивился Вилли. Сдерживая раздражение, он, как верный супруг, ласково приподнял Джейн и дал ей свой носовой платок. — Ну, хватит, старушка, — уговаривал он… — Перестань. Я устал, хочу лечь. Весь день я слонялся по этим проклятым мостовым, и завтра мне предстоит такой же тяжелый день из-за табака». Он начал стаскивать сапоги.
Джейн перестала плакать и тоже разделась.
«Во всем этом есть что-то ужасное. Я не могу успокоиться, — сказала Джейн. Она помолчала, а потом добавила: — Чего он от нас хотел, Вилли? Что же это такое? Чего он хотел от нас все это время?»
Little Tembi[2]
Jane McCluster, who had been a nurse before she married, started a clinic on the farm within a month of arriving. Though she had been born and brought up in town, her experience of natives was wide, for she had been a sister in the native wards of the city hospital, by choice, for years; she liked nursing natives, and explained her feeling in the words: 'They are just like children, and appreciate what you do for them. So, when she had taken a thorough, diagnosing kind of look at the farm natives, she exclaimed, 'Poor things! and set about turning an old dairy into a dispensary. Her husband was pleased; it would save money in the long run by cutting down illness in the compound.
Willie McCluster, who had also been born and raised in South Africa, was nevertheless unmistakably and determinedly Scottish. His accent might be emphasized for loyalty's sake, but he had kept all the fine qualities of his people unimpaired by a slowing and relaxing climate. He was shrewd, vigorous, earthy, practical and kind. In appearance he was largely built, with a square bony face, a tight mouth, and eyes whose fierce blue glance was tempered by the laughter wrinkles about them. He became a farmer young, having planned the step for years: he was not one of those who drift on to the land because of discontent with an office, or because of failure, or vague yearnings towards 'freedom'. Jane, a cheerful and competent girl who knew what she wanted, trifled with her numerous suitors with one eye on Willie, who wrote her weekly letters from the farming college in the Transvaal. As soon as his four years' training were completed, they married.