— Ничего нет — Он вернулся к жене. — Ты измучилась. Пойдём спать — немедленно.
Выключив свет, они медленно стали подниматься по лестнице. Ступеньки не скрипели, супруги молчали… Наверху Элис очнулась:
— Извини за мои безумные речи, дорогой. Я совсем выдохлась.
Он её понимал и сказал об этом.
Элис помедлила в нерешительности у детской. Потом резко распахнула дверь и вошла. Дэвид наблюдал, как она с излишней осторожностью подошла к кроватке, посмотрела вниз и, вздрогнув, замерла, будто её ударили по лицу.
— Дэвид!
Муж подошёл к ней.
Личико ребёнка жарко раскраснелось и было сплошь мокрым; розовый ротик открывался и закрывался, открывался и закрывался; глазёнки полыхали голубизной; ручонки размахались.
— О, он просто плакал, — успокоил жену Дэвид.
— Плакал? — Элис покачнулась и схватилась за спинку кроватки. — Я не слышала.
— Дверь же была закрыта.
— И потому так тяжело дышит, и личико так покраснело?
— Конечно. Бедный парнишечка. Наплакался один себе в темноте. Пусть сегодня поспит с нами, вдруг опять накатят слёзки.
— Так ты его испортишь, — возразила жена.
Дэвид чувствовал на себе её взгляд, когда катил кроватку в спальню. Там он молча разделся и присел на край постели. Внезапно поднял голову, тихо чертыхнулся и щёлкнул пальцами.
— Забыл тебе сказать… В пятницу я должен лететь в Чикаго.
— О Дэвид, — прошептала Элис едва слышно.
— Два месяца уже откладываю эту поездку, но дальше тянуть рискованно. Я обязан ехать.
— Мне страшно оставаться одной…
— В пятницу к нам придёт новая кухарка. Она всё время будет в доме. А я уеду только на несколько дней.
— Боюсь… Чего — не знаю. Скажу тебе — не поверишь. Кажется, я сошла с ума.
Дэйв уже был в постели. Элис выключила свет. Он слышал, как она обошла кровать, откинула одеяло и скользнула в постель. Вдохнула аромат её тёплого тела.
— Если хочешь, чтобы я задержался на несколько дней, то я…
— Нет, поезжай, — но голос её звучал неуверенно. — Это важно, я понимаю. Только вот всё думаю о том, что говорила тебе — о законах, любви, защите. Любовь защищает тебя от меня. Но ребёнок… — вздохнула она. — Что защищает тебя от него?
Прежде чем Дэвид смог ответить, упрекнуть её за глупые рассуждения о младенце, Элис внезапно включила ночник над кроватью.
— Смотри!
Ребёнок — сна ни в одном глазу — лежал, уставившись прямо на Дэвида глубоким проницательным взглядом.
Свет погас. Элис, дрожащая, прижалась к мужу.
— Безнравственно бояться существа, тобой рождённого. — Её затихший было шёпот убыстрился, разгорячился, огрубел.
— Но он же пытался убить меня! Лежит там и подслушивает, о чём мы говорим. Ждёт, пока ты уедешь, чтобы снова напасть на меня! Клянусь тебе! — она разразилась рыданиями.
— Пожалуйста, — успокаивая жену, повторял Дэвид, — прекрати же, прекрати. Пожалуйста…
Элис долго плакала в темноте. Было уже очень поздно, когда она, ещё продолжая содрогаться, расслабилась наконец в объятиях мужа. Задышала мягко, горячо и ровно Усталые рефлексы подёргали тело, и Элис уснула.
Задремал и Дэвид.
Но прежде чем набрякшие веки сомкнулись совсем, погрузив его в приливные волны забытья, он услышал странный приглушённый звук — знак бессонницы и осознания.
Чмок влажных гибких губок.
Ребёнок.
А потом — сон.
Утром Солнце просияло, и Элис заулыбалась.
Дэвид крутил своими часами над детской кроваткой.
— Глянь, малыш! Что там летит, что там блестит? Вот так! Вот так! Что там летит, что там блестит?
Элис, улыбаясь, сказала мужу, чтобы он отправлялся в Чикаго, она теперь совсем осмелела, беспокоиться не о чем. О малыше она позаботится. Да, позаботится, всё будет в порядке.
Самолёт взял курс на восток. Впереди были только небо, солнце; облака и за горизонтом — Чикаго. Там Лейбер окунулся в суматоху телефонных звонков, устройства заказов, планирования встреч, деловых споров, банкетов. Но раз в сутки отправлял письмо или телеграмму Элис и малышу.
На шестой день, вечером, в его номере раздался звонок из Лос-Анджелеса.
— Элис?
— Нет, Дэйв. Это Джефферс.
— Доктор?
Крепись, дружище. Элис заболела. Лучше бы тебе ближайшим рейсом вылететь домой. У неё пневмония. Старик, я сделаю всё, что могу. Если бы не сразу после родов! Она очень слаба…
Лейнер уронил трубку. Поднялся и не почувствовал под собой ног. И руки отнялись, всё тело стало чужим. Комната поплыла в тумане и начала разваливаться на части.
— Элис, — проговорил он, направляясь наощупь к двери.