Я не знала, где теперь эта картина. Осталась в моей комнате в Фоссомброн-ла-Форе? Или после стольких лет попала, как мне и представлялось, на блошиный рынок у одного из въездов в Париж? В книжке матери есть адрес художника, который написал ее, Толи Сунгурова. Первая фамилия на букву С. Чернила другого цвета, и почерк мельче, как будто она очень старалась. Вероятно, Толя Сунгуров — один из первых, с кем она познакомилась в Париже. Она приехала однажды вечером, еще девочкой, на Аустерлицкий вокзал, в этом я была почти уверена. Путешествие кончится благополучно. Видимо, гадалка ошиблась, а может, говорила не всю правду, чтобы не огорчать клиентов. Интересно, во что мать была одета в тот день, когда приехала в Париж, на Аустерлицкий вокзал? Уж точно не в желтое пальто. И еще я пожалела, что пропала книжка с картинками, которая называлась «Старая цирковая лошадь». Мне подарили ее в деревне, в Фоссомброн-ла-Форе. Нет, я путаю… По-моему, она уже была у меня в парижской квартире. Да и картина тоже висела там в одной из комнат — огромной, с тремя ступеньками, покрытыми белым плюшем. На обложке выделялась черная лошадь. Она делала круг по арене, судя по всему в последний раз, опустив голову, с изможденным видом, словно вот-вот упадет. Да, когда она шла через двор, эта черная лошадь всплыла у меня в памяти. Лошадь бежала по арене, и казалось, ей тяжела ее сбруя. Сбруя была такого же цвета, как пальто. Желтая.
...
Еще до того вечера, когда мне показалось, что я узнала в метро свою мать, я познакомилась с человеком, которого звали Моро или Бадмаев. Это произошло в книжном магазине «Маттеи», на бульваре Клиши. Он закрывался очень поздно. Я искала себе детектив. В полночь мы были там единственными покупателями, и он посоветовал мне одну книжку из «Черной серии». Потом мы с ним шли по бульвару и разговаривали. У него иногда появлялись странные интонации, и я подумала, что, наверно, он иностранец. Позднее он объяснил мне, что эта фамилия — Бадмаев — досталась ему от отца, которого он почти не знал. Отец был русский. А мать француженка. На листке бумаги, где он записал мне свой адрес в тот первый день, я прочла: Моро-Бадмаев.
Мы болтали обо всем и ни о чем. В тот вечер он почти не говорил о себе, сказал только, что живет рядом с Порт-д'Орлеан и очутился в наших краях случайно. Но что это счастливая случайность, ведь он познакомился со мной. Он интересовался, читаю ли я что-то еще кроме детективов. Я дошла с ним до метро «Пигаль». Он спросил, можем ли мы еще встретиться. И сказал улыбаясь:
— Тогда и попробуем разобраться.
Эта фраза меня поразила. Как будто он читал мои мысли. Да. Для меня наступил тот период жизни, когда хочется разобраться.
Все казалось мне таким запутанным с самого начала, с самых первых детских воспоминаний… Иногда они осаждали меня около пяти утра, в опасный час, когда уже не можешь больше заснуть. И я дожидалась открытия первых кафе, чтобы выйти из дома. Я отлично знала, что эти воспоминания рассеются, как дурной сон, стоит мне оказаться на улице. В любое время года. Зимним утром, когда еще темно, зябко, зажженные лампы и первые посетители, собравшиеся, как заговорщики, у стойки, создают ощущение, что наступающий день будет новым приключением. И это ощущение живет в вас всю первую половину дня. Летом, когда день обещает быть очень жарким и машин на улице еще мало, я усаживалась на террасе первого же открывшегося кафе и представляла себе, что если спуститься по улице Бланш, то окажешься на пляже. В такие утра все скверные воспоминания мигом улетучивались.
Моро-Бадмаев назначил мне свидание около Порт-д'Орлеан, в кафе под названием «Ле Корантен». Я пришла первая. Уже стемнело. Было семь часов вечера. Он сказал, что не может раньше, потому что ходит на службу. Я увидела в дверях парня лет двадцати пяти, высокого, темноволосого, в кожаной куртке. Он сразу меня заметил, подошел и сел напротив. Я опасалась, что он забыл, как я выгляжу. Он никогда не узнает, что меня звали Маленькое Чудо. Да и кто теперь это знает, кроме меня? И моей матери. На днях, наверно, надо будет ему сказать. Чтобы попробовать разобраться.
Он улыбнулся мне. Сообщил, что боялся опоздать на нашу встречу. Его сегодня задержали на работе дольше обычного. А вообще присутственные часы у него бывают в разное время. Эту неделю днем, на следующей — с десяти вечера до семи утра. Я спросила, что у него за работа. Он слушает радиопередачи на иностранных языках, переводит и пишет краткое изложение. Для какого-то учреждения, про которое я толком не поняла, состоит оно при агентстве новостей или при каком-то министерстве. Его взяли туда, потому что он знает чуть ли не двадцать языков. Я была потрясена, потому что сама знала только французский. Но он мне сказал, что это не так уж трудно. Когда два-три языка выучишь, дальше все уже идет по накатанному. Это может каждый. А я чем занимаюсь? Ну, сейчас я живу случайными заработками, но надеюсь со временем найти что-нибудь более устойчивое. Мне это очень нужно — чтобы войти в колею.