Гнев разгорелся в моей груди и выплеснулся изо рта, старательно минуя мозг.
– Мы об этом не договаривались, – огрызнулся я. – Согласно условиям нашей сделки, я могу сам решать, какие услуги из запрашиваемых вами оказывать, а какие нет, и при этом вы не можете принуждать меня.
Ежевичные губы Мэб раздвинулись в безмолвном оскале, и весь мир превратился в ослепительно-белую завесу боли, обжегшую мне глаза. Черт, я даже не представлял себе, что может существовать такая боль. Я рухнул на землю, но мне не повезло: я двинулся башкой недостаточно сильно, чтобы лишиться чувств. Я не мог пошевелиться. Я не мог вздохнуть. Я не мог кричать.
А потом я ощутил рядом со мной что-то ледяное. Что-то очень мягкое и очень холодное коснулось моего уха. Сквозь боль я все-таки понял, что это. Губы. Губы Мэб. Королева Воздуха и Тьмы осторожно нанесла ряд поцелуев по внешнему краю моего уха, потом охватила губами мочку и слегка прикусила ее.
В другом ухе послышался приглушенный, напряженный, голодный шепоток Грималкина.
– Смертный грубиян. Что бы ни происходило у тебя в прошлом, что бы ни ожидало тебя в будущем, знай: я – Мэб, и я держу свое слово. Усомнись в моем слове еще хоть раз, обезьяна, и я окончательно заморожу воду в твоих глазах.
Боль с большой буквы «Б» сменилась просто болью, и я стиснул зубы, чтобы не закричать. Я снова мог шевелиться. Я отпрянул от нее, отползая на спине до тех пор, пока не уперся в стену. Я прикрыл глаза руками и буквально услышал, как ломаются перемерзшие ресницы.
С минуту я сидел, пытаясь совладать с болью, и белая пелена в глазах понемногу сменилась алой, потом черной. Я открыл глаза. Сфокусировать взгляд мне никак не удавалось. Я ощутил на лице что-то мокрое и коснулся этого пальцем. Из глаз текли слезы пополам с кровью.
– Я не принуждала тебя и не посылала своих агентов, чтобы они делали это, – продолжала Мэб так, словно разговор не прерывался ни на мгновение. – Так или иначе, если ты хочешь остаться в живых, ты будешь служить мне. Могу тебя заверить: посланники Летних не успокоятся, пока ты не будешь мертв.
Секунду я молча смотрел на нее, слишком оглушенный болью и – еще в большей степени – страхом.
– Это еще одно яблоко раздора между вами и Титанией?
– Когда одна династия делает ход, другая вынуждена делать ответный, – кивнула Мэб.
– Титания желает смерти Марконе? – прохрипел я.
– Можно сказать и так, – ответила она. – И ее эмиссары будут и дальше пытаться убить тебя. Только ценой спасения жизни Барона ты сможешь сохранить и твою. – Она сделала паузу. – Если, конечно…
– Что – «если»?
– Если только ты не согласишься принять мантию Зимнего Рыцаря, – с улыбкой произнесла Мэб. – В таком случае я буду вынуждена поручить это дело другому эмиссару, а твое участие в нем на данном этапе закончится. – Веки ее томно опустились, а суррогатный голос сделался текучим, бархатным. – Редкие, очень редкие смертные могут похвастаться такой силой, такой властью, такими наслаждениями, какие будут доступны тебе как моему Рыцарю.
Зимний Рыцарь. Смертный воин Зимней династии. Парень, последним занимавший эту должность, насколько мне известно, висел, прикованный ледяными цепями к замерзшему дереву, испытывая невыносимые муки, и каждый раз, когда жизненных сил у него больше не оставалось, его исцеляли – чтобы начать пытку заново. Страдания окончательно лишили его рассудка. Собственно, он и раньше не производил впечатления особенно приятного типа, и все же нельзя подвергать человека, каким бы он ни был, таким мучениям.
– Нет, – сказал я. – Я не хочу закончить так, как Ллойд Слейт.
– В твоих силах прекратить его страдания, – заявила она. – Он жив до тех пор, пока ты не примешь мантию. Прими же мое предложение, дитя чародейки. Освободи его. Сохрани свою жизнь. И познай власть, какой ты еще не испытывал. – Глаза ее как будто сделались больше; казалось, из них струится свет, а голос, хотя и не ее собственный, опьянял подобно наркотику. – Я многому могу тебя научить.
Порядочный человек отверг бы ее предложение мгновенно, не колеблясь.
Я считаю себя приличным человеком. Но не всегда.
Конечно, я могу найти себе какие-нибудь оправдания, если хотите. Могу, например, сказать, что сделался круглым сиротой в шесть лет. Или что вырастивший меня приемный отец подвергал меня таким психологическим и физическим истязаниям, какие вам и не снились. Или что всю свою взрослую жизнь я находился под несправедливым подозрением у Белого Совета, хотя делал все, что в моих силах, чтобы проводить в жизнь его, Совета, идеалы и принципы. Или, возможно, я мог бы сказать, что повидал за свою жизнь слишком много боли и страданий, выпавших на долю хороших людей, или слишком много всякой гадости насмотрелся своим чародейским Зрением. Я мог бы пожаловаться на то, что мне самому доводилось попадаться в когти порождениям ночи и что окончательно оправиться от этого я не смог до сих пор. Я мог бы сказать, что из-за обстоятельств я не вступал в близкие отношения с женщинами уже давным-давно.