Маленькое зло
Маленькое зло
Ох, не знала матушка, как дочку изжить...
Земля набивалась в сапог через разорванную штанину. Нога не болела - онемела. Зоя просто отталкивалась ею, по-пластунски двигаясь вдоль провода. Рану от осколка залепило грязью.
- Изжила родимая единым часом...- крутился в голове, долетал обрывками из далекого мирного прошлого голос Няньки.
- Ковалева, обрыв! Родненькая, вертай связь! Ребят потеряем! - рвал в клочки нянькину песню крик комполка.
Бомбы рвались совсем рядом, осыпая Зойку мокрой землей. Еще один осколок ударил в руку чуть выше локтя.
- Единыем часиком, да минуточкой...
- Пристрелю трусиху! Каждая минутка на счету! Куда, Зойка? А... беги, девонька.
Сперва она и правда бежала, согнувшись в три погибели, торопливо перебирая руками провод. Казалось, только пальцы одни и подвластны ей, а саму, словно тощего котенка, кто-то поднял за шкирку, за ворот вылинявшей гимнастерки, выкинул из окопа и продолжал тащить вдоль линии связи. Волок по ухабам, даже когда ударил в бедро осколок. Когда швырнуло в грязь ударной волной, так что голова мотнулась, хрустнуло в шейных позвонках, тряхнул в воздухе, как куколку с волосами из кукурузного рыльца, и потащил дальше, уже всем телом по земле. По-пластунски. Дома сестра назвала бы это глупостью; политрук Рыбнев, верно, сказал бы, что так поступает истинный коммунист, смелый комсомолец, любящий свою Родину. Зойка не чувствовала себя смелой. Глупой, слабой, маленькой - да. Как в детстве, дома, когда Нона отчитывала ее за шалости, заставляя сидеть на стуле в углу, пока младшая не поймет, что натворила. Мама никогда не наказывала Зойку, словно и не мамой была, а подругой, а когда ее не стало...
- Думай, Зоя. Видишь, читай: хомо сапиенс сапиенс. Минимум дважды надо подумать, чтобы человеком разумным называться. А ты вечно лезешь, очертя голову... - выплыл из памяти укоризненный голос сестры.
Как хотелось Зойке, чтобы Нона оказалась рядом, сердито отчитала за глупость, взяла за руку и отвела на стул, думать. Спрятала в чисто выметенном углу квартиры от бомб и пуль.
- Единыем часиком... - завела вновь свою канитель Нянька. А может, это гудел в ушах мотор заходящего над Зойкой «Хейнкеля».
- Волкова! Нашла? Вертай связь! Что делать, знаешь? - кричал издалека комполка. Его голос утонул в грохоте.
- Черный «Хейнкель», что ты вьешься... - сквозь стиснутые зубы запела Зойка себе под нос, заставляя замолчать все голоса, - ...над моею головой. Ты добычи не дождешься. Черный «Хейнке...»
Провод, целый, уходил все дальше от окопов. Туда, к бомбам.
- Черный «Хейнкель», я не твой...
- Не твоя. Некрасиво девушке песни мужские петь. А «Хейнкель» не черный, а зеленый. Внимательнее надо, Зоя. - Нона словно стояла у нее за спиной, так явственно звучал в голове строгий, чуть раздраженный тон сестры.
- Внимательнее, - повторила Зойка вслух, в надежде уцепиться за звук собственного голоса и не потерять сознания, но грохот разрывов поглотил все. Зою будто придавило к мокрой траве. На животе, чувствуя ребрами каждую кочку и корень, она двинулась дальше, перебирая пальцами провод. Целый.
Ну, не радистка она! Отчего не радистка?! Нюрка Ковалева - радистка, офицер связи. А Зоя Волкова - простой фронтовой шофер. Раненых в ПМГ привезла - да так влетела.
- Как на утро матушка лодку купила... - «Хейнкелем» загудела в голове Нянька.
- Сядь прямо, Зойка! Пиши: погребальные обычаи славян. Умершего погребали в лодке или на санях... - опять поднялся из памяти голос сестры.
«Меня контузило. Оттого и голоса. Я сегодня умру», - осознала Зойка, чувствуя, как немеет раненая рука. Ног она почти не чувствовала.
Новый взрыв залепил ей лицо землей, засыпал комьями и травой в тот самый момент, как Зойка разглядела впереди то, что искала. Взрывной волной оборванный конец провода забросило на нижнюю ветку искалеченной березы. Зойка - откуда только силы взялись, куда страх девался? - поднялась на четвереньки и поползла к шнуру. Зажала в раненой руке. Поковыляла, опираясь на ладонь здоровой, искать другой конец. Дальше - соединить порванное, и всего делов. «Зойка, заводи!» - прыгнет комполка в кабину, и только газ выжимай да на ухабах подскакивай.
Она все крутилась, крутилась, шарила по траве, голова шла кругом от потери крови, а догадка все никак не проникала в сознание - вот она, воронка, там, где должен идти шнур.
Зойка бросила найденный конец, перебралась через воронку и отыскала второй. Как быть?
- Повторяй: человеческое тело представляет собою... представляет собою хороший проводник. Оно может...
- Может! - согласилась Зоя с невидимой старшей сестрой. Распласталась над воронкой, растопырив в стороны руки. Едва хватило, чтобы сжать в ладонях оба конца шнура. Замерла, глядя под ноги и вслушиваясь в грохот.