- Оля, покажи еще, - попросила сестра ласково. Девочка повторила, грустно глянув на мать.
- Она хочет сказать, что тот, о ком ты грустишь, о ком болит у тебя душа, умер, но она видела его... там. Когда его сердце остановилось, он думал о тебе...
Оля покачала головой, снова стукнула кулаком по груди.
- Нет, не так... он любил тебя до последнего вздоха... - интонация у Зойки получилась немного вопросительная, словно она переспрашивала дочку, так ли ее поняла. - Он любит тебя и там.
Оля улыбнулась широко, радуясь, что ее, наконец, поняли. Положила ладонь на лоб тетке. Зойка, поняв, о чем речь, отбросила Олину руку, рыкнула: «Олька, не лезь!» и погрозила пальцем.
- Не думай. Это ничего, - затараторила она, протягивая Ноне кофе - так настойчиво, что пришлось взять. - Видения у нее бывают. Но в этот раз... обозналась. Она знаешь сколько там перевидела - и живых, и мертвых. Ведь ты научилась с этим жить, вот и живи. Мертвых не зови, их отпустить надо, а то покоя им не будет...
Сказала - и сверкнула глазами на девочку. Та сникла и сжалась, понимая, что сделала невольно что-то очень нехорошее.
Зойка увела Олю на общую кухню, где в этот час не было ни души - заводские уже ушли на смену к шести, а учительница Галя поднимется к семи, до полуночи просидела с тетрадками; Алевтина только пару часов как вернулась с ночной смены на коммутаторе. Слышно было, как сестра отчитывает девочку. Ноне стало стыдно, что не сдержалась, подвела девчонку под материнский гнев - ведь не хотела Оля плохого, может, даже утешить хотела, по-своему: то ли по-детски, то ли по-ведьмачески, то ли по-немецки. Да только хоть так, хоть этак - а не понять ей, что творится на душе у взрослых.
Не думала Нона, что может получиться из легкомысленной и смешливой Зойки хорошая мать, и каждый день удивлялась, где восприняла сестра эту науку? Маму они потеряли рано, ее заменила няня Катя, которая никогда в матери не метила, скорее в ворчливые и вечно недовольные бабушки, главная забота которых - чтоб дитя сытое ходило, тепло одевалось и вовремя садилось за уроки. Словно бы кто подсказывал Зойке, как поступать с дочерью - где построжничать, где погладить, где воли дать. Видно, нравоучения матери не прошли даром, потому что Оля перестала пытаться читать мысли тетки, а может, просто не подавала виду, что читает. Скоро ее устроили в школу. Теперь Оля училась в первую смену, но оставалась после на кружок юных магов при Дворце пионеров или проводила день с матерью в госпитале, Нона уходила на работу пораньше - так что бывало, что они с племянницей встречались только за ужином, после которого расходились по своим углам: одна учить, вторая считать. Зойка, которой трудно было найти работу, что позволяла бы быть рядом с Олей, особенно после поездок в госпиталь, брала стирку и шитье по ближайшим дворам. Сперва давали неохотно - брезговали фронтовичкой. Кто позлее, высказывали даже, что поделом - пошла на фронт чужих мужиков соблазнять, вертихвостка, так теперь майся. Но разу не видела Нона, чтобы после этих слов сестра заплакала - только ходила из двора во двор и предлагала взять работу. Несколько раз на неделе появлялся майор Румянов или прибегал кто от него - приносили еду, а иногда и деньги, чтобы Оля ни в чем не нуждалась. В награду Оле за ее труд давали достаточно, чтобы Зойка не ходила по дворам, выслушивая гадости от дурных людей и вызывая жалость хороших, однако Нона прекрасно понимала, что заставляет сестру каждое утро идти искать работу. Ни от кого и никогда Зойка поблажек не ждала - ни в школе, ни дома не искала она особого отношения. Потому и на фронт ушла - не видела для себя права дома сидеть, когда другие, Родину защищая, под пули встают.
Наконец, упорство Зойки было вознаграждено. Ей все больше стали давать работу, которую она делала неизменно хорошо. Руки у Зойки были сильные и ловкие, белье она простирывала тщательно, штопала и шила аккуратно.
Дома все собирались только поздним вечером. Пока Оля делала уроки, мать сидела подле нее, сложив на коленях сбитые до красноты руки и прикрыв глаза. Нянька, устав бубнить, поочередно стояла над душой то у девочки, то у Ноны, покуда они обе не складывали бумаги и ручки в стол. Тогда Оля садилась против матери, держа книгу, чтобы той было хорошо видно, и Зойка начинала читать.
Читала Зойка чудо как хорошо, даже лучше, чем настоящие актрисы. Иногда вечерами Волковы всей семьей ходили на третий этаж к Эльвире Карповне, акушерке из второго роддома, слушать постановки по радио, и каждый раз Нянька всплескивала руками и повторяла: «Ну отчего тебе, Зоя, в актрисы не пойти? Стали бы мы тебя по радио слушать».