- Ты в институт не опоздаешь? А то мы явились, задержали тебя, - попыталась перевести тему Зойка. Подхватила узелок и направилась в ванную. Только теперь Нона заметила, что одета сестра странно - в новенькую гимнастерку, но размера на три больше, чем нужно, даже манжеты завернуты; галифе вроде бы впору, ношеные, но колени потерты на ладонь выше Зойкиных. «Уезжала-то Зойка в штатском», - припомнила Нона.
Вопреки бившему тревогу внутреннему голосу, она вошла в ванную вслед за сестрой. Зойка спрятала узелок за спину.
- У тебя там что?
- Оле плохо стало в госпитале. Вырвало ее прямо мне на платье, вот и переоделась, во что пришлось. Дай, застираю, - Зойка попыталась вытолкать Нону за дверь ванной, но та нырнула сестре под руку и выхватила узелок. И развязывать не пришлось - пятна крови на узелке расплывались все шире.
Нона кинула его в ванную, торопливо вымыла руки и бросилась ощупывать сестру.
- Где?
- Да что где-то?! - рассердилась Зойка, отталкивая ее руки.
- Мучили они тебя? Пытали? - Перед глазами Ноны все поплыло, сдерживаемый много часов страх вырвался, захлестнув ее волной паники.- Это из-за Оли? - тараторила она, продолжая шарить руками по плечам сестры. - Зойка, брось ты ее, отправь куда-нибудь, в интернат, пусть маги за ней смотрят. Ведь ты не виновата ни в чем! Я и бобылихой проживу, мне не страшно, будем с тобой вдвоем. Все лучше, чем так мучиться...
Несколько мгновений Зойка стояла, словно окаменелая, а потом размахнулась и со всей силы ударила сестру по щеке. Нона отшатнулась, но замолчать уже не могла:
- Не виновата ты в том, что это «слово Материнское» тебя выбрало. А я по глазам вижу, сколько ты уже из-за нее вынесла...
- Да нет на мне ничего. Ни одной царапины. Чужая это кровь, чужая! - крикнула Зойка сердито.
- Знаю я магов, они потом все замажут, заколдуют... - Нона ткнула в лицо Зойке руку, где не было и следа от заговоренного Крапкиным ожога. - Будь это чужая кровь, стала бы ты от меня прятать?
- Стала бы, - строго ответила Зойка. - Думаешь, отчего я, когда вы с няней Катей про фронт меня спрашиваете, рассказываю только веселое и хорошее? Именно это и делаю, Нонча, чужую кровь прячу, которой я реки видела. Думаешь, это кровь?
Повернулась к ванной, налила воды в таз, развязала узелок и вытряхнула платье в воду.
- Как-то раз везла полковника нашего, Романа Ивановича. - Зойка взяла деревянные щипцы и расправила платье в тазу. Вода тотчас стала бурой, по поверхности поплыли какие-то серые пятна. - Смотрим, у дороги «летучка» - девчонка-военфельдшер лежит раненая, шофера убило. Я под брезент, в кузов гляжу - там соломки чуток, семеро бойцов без сознания. Товарищ полковник говорит, давай в санбат, в соседнем селе стоит. Я в «летучку» - и повезла. Ухаб на ухабе, слышно, как ребят раненых в кузове подбрасывает и об пол грохает. А на них живого места нет. В санбате стали доставать, а из кузова кровь как вода льет, хоть ведро ставь.
- Выжили они? - стыдясь своей истерики, спросила Нона, подходя к сестре. Зойка не смотрела на нее - только переворачивала щипцами платье, наблюдая, как светлеет вода. Очень осторожно, чтобы не коснуться рукой поверхности воды, не плеснуть на себя или Нону. «Конечно, столько крови видеть - захочешь ли снова к ней прикоснуться сейчас, когда уж война кончилась и ты дома?» - оправдала странную брезгливость сестры Нона.
- Откуда я знаю, Нонча. Я выгрузила и назад рванула. «Летучку» санбату оставила, велосипед взяла у почтальонши деревенской - и обратного ходу. У меня посреди поля товарищ полковник на мертвеце сидит. Думала, все седло сотру, галифе-то в крови, засохло, как корка, но и километра не проехала - моя машина навстречу: полковник шофера похоронил и за мной едет... А еще в другой раз...
Зойка не отрывала глаз от завертей грязной воды, которая лилась через край таза, а все не становилась чистой - плавала по поверхности бурая с проседью пена, оседала на островках ткани. Зойка шевелила ее механическими движениями, сжав в руке щипцы так, что пальцы стали белые, а вены на руке вздулись синими нитками. Постращать хотела Зойка, объяснить, доказать, думала - выпустит из запертого дома своей памяти один крошечный призрак прошлого, напугает старшую сестру и замолчит снова. Но призраки рванулись к живому, и Зойка уже не в силах была их удержать.
- ...это уж мы с Ольгой ездили. Нас к полевому госпиталю прикрепили, раз уж она лекарка, хоть и маленькая. Привозят раненого - обмороженный весь, но живой. А на нем медсестра мертвая. Видно, закрыла его собой в поле, убило ее, так и замерзла, а он отчего-то все живой. Как сейчас помню, ефрейтор Горелов, А-И. Говорят, не можем ей руки разжать, замерзли, у вас в тепле оттает, мол, и... Наш маг госпитальный, товарищ Костейко, говорит: давай я ее аккуратно выжгу, сметем, только парня погреем. Солдатик раненый в слезы - медсестричка героическая, много солдат спасла, как же ее - в совок и в ведро? Представь, стоит мужик перед магом, жги, говорит, меня, а ее похороним, как надо. А у самого слезы по лицу текут, от грязи серые. А Лев Сергеевич говорит: не будем жечь. Сломал ей руку, раненого на носилки, нас с Ольгой - за ним. Уж и не знаю, где и как похоронили ту медсестру. А ефрейтора Оля вылечила, и не лежала потом, сразу к другим пошла. Она ведь лежит, только когда после маготравмы пациент, или раны от заклятий. Там, вроде как, другая энергия требуется. А заговаривает колотые или сквозные ранения она так, что бывалые маги в ладоши хлопают, осколки, пули вытягивает - любо-дорого... Вот переломы сращивает не слишком умело - знаний не хватает, ее бы в медучилище. Лев Сергеевич говорит, чутье у нее хорошее, но чтобы кость дробленую собрать или орган разорванный, надо знать, как оно само по себе здоровое выглядит, а для того анатомию нужно изучить...