- И, да, - ответила она дочери, безошибочно читая вопрос в ее взгляде, - я не оставлю на вахте никакого адреса. И без того все за спиной говорят, что я такая... нечестная, раз на войне столько была. А уж если товарищ политрук явится, в форме-то да с ямкой своей на подбородке, да с глазами этими своими синими - не будет мне житья во дворе, никто сорочки простирнуть не принесет. Разве кто поверит, что.... Эх, что говорю, - оборвала себя Зойка. - Нельзя тебе такое слушать.
Оля почти бежала за матерью, но все же умудрилась нырнуть ей под руку и встать на пути. Указала пальцем в сторону двери уборной.
- Да, верно. Умоюсь. Щеки еще горят - здорово приложил товарищ майор, думала, сквозь землю провалиться бы. Подожди тут.
Зойка, боясь взглянуть на себя в зеркало, открыла холодную воду и несколько раз плеснула в лицо, поправила воротничок, пригладила волосы. Когда она вышла, Оля мирно сидела на кушетке перед каким-то запертым кабинетом. Зойкины шаги гулко отдались в пустом коридоре.
От мысли, что придется возвращаться домой, объясняться со старой нянькой, смотреть в глаза сестре, которая - словно подменили - после случившегося буквально сдувала с Зойки пылинки, а на Олю смотрела со странной смесью восхищения и затаенного недоверия... От этой мысли становилось не по себе.
Дочь снова постучала по руке, прося внимания. Раскрыла перед собой ладошки, словно читает книгу, указала глазами куда-то себе за спину.
«Может, в чем-то и права Нона. Если и не читает Оля мысли, то что-то определенно чувствует, как маг, лучше других. А может, ей просто среди больных в госпитале привычнее и привольнее, чем дома, - подумала Зойка, мысленно признавшись с грустью: - Да и мне тоже».
Стирка еще с утра была разнесена - от ощущения вины и предчувствия расправы в кабинете Румянова Зойка стирала всю ночь, не чувствуя усталости, лишь бы не возвращаться в комнату к странно задумчивой Ноне. Новой работы никто не дал, поэтому они с Олей пробыли в госпитале до вечера. Зойке нравилось там. Среди бинтов и белых стен словно стиралась грань между мирным и военным. Большинство пациентов были фронтовиками, подобно Зойке с трудом учившимися договариваться с памятью и жить как раньше. Они по привычке обращались «сестренка», и вперед имени спрашивали новеньких в палате, где служили. Когда за окном раздавался резкий окрик автомобильного клаксона - вздрагивала невольно не одна только Зойка.
В больших палатах голос гулко отражался от стен, звенел. Редко кто-то из врачей, собираясь отчитать посетителей за нарушение больничного распорядка, заглядывал к ним - и останавливался в дверях послушать. Пока Зойка читала, Оля бродила по палате, подходя то к одному, то к другому - легко касалась повязок, обезболивая, помогая организму справиться с эхом войны, все еще бродившем в искалеченном теле. Но едва под глазами дочери появились тени усталости, Зойка закрыла книгу и, пообещав, что продолжит на днях, повела Олю домой.
- Ну, где вы ходите? - сердито бросила Нона, пробегая мимо них в ванную с ведром. Комната блестела чистотой, на комоде постелена была белая строченая салфетка, вешалка закрыта ситцевым отрезом.
На мгновение у Зойки упало сердце: Костя Рыбнев обещал прийти. Но она тотчас вспомнила, что сама не оставила ему адреса. Едва ли станет политрук возвращаться к майору и спрашивать, где они теперь живут. Да и Юрий Саввич, не будь дурак, ему не скажет - чтоб не переманили перспективную лекарку в провинциальный экспериментальный госпиталь. Ведь если Оля захочет уехать, никакой Румянов ее не удержит: лечит-то она не от страха и не под давлением - по собственной воле. Не захочет - и никакого толку никому не будет.
- И что у нас за сваты нынче? - пошутила Зойка, но сестре, видимо, было не до шуток.
- Товарищ Крапкин ужинать к нам придет, - бросила она на бегу. Заметалась по комнате, то поправляя и без того идеально лежащую салфетку, то по-новому расставляя чашки.
Зойка хмыкнула и, сполоснув руки, принялась помогать сестре. Оля забилась в угол с тетрадками, чтобы не мешать взрослым. Не надо быть магом, чтобы понять - тетка места себе не находит от волнения.
- Да успокойся ты, Нонча, все будет хорошо. Если уж решил он просить тебя стать его женой - не передумает, - попыталась утешить сестру Зойка, и снова прогадала. Нона взвилась:
- Да причем тут это?! Боже ж ты мой! К тебе он придет, не ко мне. Он «Серую слизь» исследует. Надеется, что ты ему хоть что-нибудь расскажешь.
- Я не могу, - отступила Зойка. - Мне нельзя. Это он с бумагой от Румянова прийти должен.
- Есть бумага, - обиженно всхлипнула Нона. - Я его на ужин позвала, постеснялась в столовую вместе идти, а он... подсуетился, съездил к твоему майору, все бумаги подписал за пару часов. Видимо, уж очень интересна ему «слизь».