– Малеска… Ма… Ма… Малес…
Несчастная индианка услышала его голос и подбежала к нему с плачем, полным и бешеной радости, и страха. Она опустила ребёнка на траву, прижала умирающего мужа к сердцу и, охваченная дикой печалью, поцеловала его мокрый лоб.
– Малеска, – пытаясь обнять её, сказал юноша, – моя бедная девочка, что с тобой станет? О боже, кто позаботится о моём мальчике?
Индианка отвела волосы с его мокрого лба и неистово всмотрелась в его лицо. Дрожь пробежала по её телу, когда она увидела холодные серые тени; затем её чёрные глаза загорелись, прекрасные губы искривило нечто более возвышенное, чем улыбка, её маленькая ручка указала на запад, и дикая религия её расы изверглась из её сердца потоком живой поэзии:
– Вон там, среди багровых облаков простираются индейские охотничьи угодья. Звёзды там очень яркие, и красный свет высится, как горы в сердце леса. Сахарный клён истекает соком круглый год, и дыхание оленя сладко, ибо его питают золотистый лавр и сочные ягоды. Там есть озеро яркого света. Индейские каноэ скользят по нему, как птицы по утреннему небу. Запад раздвинет облака, и великий вождь пройдёт через них. Запад сдвинет облака, и его белый сын предстанет пред ликом Великого Духа. Малеска и её мальчик последуют за ним. Кровь краснокожих бьётся в её сердце, и путь открыт. Озеро глубоко, и стрела остра; смерть придёт, когда Малеска призовёт её. В стране Великого Духа любовь сделает её голос нежной; белый человек услышит Малеску и снова прижмёт её к груди!
На лице умирающего охотника показалась едва заметная печальная улыбка, и он закашлял от боли, вызванной вовсе не смертью.
– Моя бедная девочка, – сказал он, слабо притягивая её горящее лицо к своим губам, – охотничьих угодий, о которых ты мечтаешь, не существует. У белых другая вера, и… О боже, я отберу у неё веру и ничего не дам взамен!
При последних словах охотника лицо индианки поникло, свет её дикой, поэтической веры угас, и в её сердце поселилось чувство холодного одиночества. Он умирал на её груди, и она не знала, куда он уходит. Она не знала и того, что их разлука не может быть вечной.
Губы умирающего человека двигались так, как будто он молился.
– Прости меня, отец милосердный! Прости меня за то, что я оставил эту бедную девочку в её языческом неведении, – пробормотал он, и его губы продолжили беззвучно двигаться. Несколько мгновений он лежал, утомлённый, затем его торжественный, трогательно серьёзный взгляд сосредоточился на лице девушки.
– Малеска, – сказал он, – не обрекай на смерть ни себя, ни ребёнка. Это грех, и бог накажет тебя. Чтобы встретиться со мной в ином мире, Малеска, ты должна научиться любить бога белых людей и терпеливо дожидаться, пока он не приведёт тебя ко мне. Не возвращайся в своё племя после моей смерти. В низовьях великой реки живёт много белых, а среди них – мои отец и мать. Найди их, расскажи им, как умер их сын, и упроси их позаботиться о тебе и о нашем мальчике. Расскажи им, как сильно я любил тебя, моя бедная девочка. Расскажи им… я больше не могу говорить. В посёлке живёт одна девушка по имени Марта Феллоус, пойди к ней. Она знает о тебе, и у неё есть бумаги – письмо к моему отцу. Я не ожидал смерти, но подготовился к ней. Иди к Марте… выполни мою просьбу… пообещай, пока я в сознании.
До сих пор Малеска не плакала, но когда она пообещала выполнить эту просьбу, её голос дрогнул, и слёзы, как дождь, потекли по лицу умирающего.
Он попытался поблагодарить её, но всё, на что его хватило – слабая улыбка и дрожь бледных губ: