– Поцелуй меня, Малеска.
Эти слова были подобны едва заметному ветерку, но Малеска их услышала. Охваченная печалью, она бросилась на его грудь, и её губы прильнули к его губам, как будто она хотела вытянуть его из самой могилы. Она почувствовала, как под её отчаянным нажимом его губы холодеют, и подняла голову.
– Мальчик, Малеска… позволь мне взглянуть на сына.
Ребёнок подполз к матери и, сидя на земле, большими чёрными глазами, полными странного благоговейного ужаса, смотрел на бледное лицо своего отца.
Малеска подтащила его поближе, и он невольно обхватил руками шею и прижался лицом к пепельной щеке умирающего. Руки отца слабо поднялись, как будто он хотел обнять своего ребёнка, а затем всё стихло. Через некоторое время ребёнок почувствовал, что щека под ним стала твёрдой и холодной, как воск. Он поднял голову и, затаив дыхание, с любопытством вгляделся в лицо своего погибшего отца. Затем он посмотрел на мать. Она тоже склонилась над лицом мёртвого, и её глаза были полны дикого, печального света. Ребёнок был сбит с толку. Он провёл своей крохотной ручкой по холодному лицу, затем отполз, спрятал голову в складках материнского платья и заревел.
Над небольшим озером занялось утро, тихое и безмятежное, как будто не потревоженное ничем, кроме небесной росы и земных цветов; и всё же нежная трава и белые бутоны под деревьями были смяты, истоптаны и забрызганы человеческой кровью. Над гладью вод небесной улыбкой засиял свет; он весело мерцал сквозь омытые росой ветви тсуги, которая осеняла распростёртого охотника. Росинки покрыли его одежду и, как бисер, сверкали в его густых русых волосах. Зелёный мох вокруг него пропитался багровыми пятнами, и черты его лица окрасились бледно-свинцовым оттенком. Он был не один, поскольку на том же моховом ложе покоилось тело убитого вождя; руки и ноги вождя были сложены так, как будто он лежал в гробу, волосы гладко причёсаны, а оперённый полумесяц, смятый и промокший, заботливо помещён на его бронзовый лоб. Недалеко, на пригорке, багровом от цветов, сидел прекрасный ребёнок. Он подманивал пролетающих мимо птиц, выдёргивал цветы и издавал краткие радостные возгласы, как будто не замечал ни смерти, ни печали. Рядом с мёртвым охотником сидела Малеска, вдова; её руки поникли, её волосы касались моха. Она склонила голову на грудь, оцепеневшая от подавляющего чувства едкой скорби. Так она просидела до полудня, ни разу не двинувшись. Её рёбёнок, уставший от игры и проголодавшийся, заснул в слезах посреди цветов, но мать этого не поняла – её сердце и её чувства как будто были заперты ледяными вратами.
Ночью, когда поднялась луна, индейская вдова голыми руками выкопала могилу на зелёном берегу озера. Она уложила мужа и отца бок о бок и засыпала их землёй. Затем она подняла несчастного голодного ребёнка и с тяжёлым сердцем пустилась в сторону Страки.
Глава 3
Закат над глубокой, глубокой рекой,
Багровый, как золото,
Красновато-коричневое мерцание
Покоится на каждом дереве;
Но в сердце индейской жены печаль,
Она гребёт, сидя в своём лёгком каноэ,
И юный смех её мальчика поднимается ввысь,
Когда над ними пролетают дикие птицы.
Вечером после стычки с индейцами Марта Феллоус осталась в отцовской хижине наедине со своим возлюбленным. Оба были бледнее обычного, оба слишком волновались о безопасности своей деревушки, чтобы думать о личном счастье или спокойном разговоре. Старик стоял на часах на краю расчистки; когда двое влюблённых сидели в тишине, взявшись за руки и задумчиво глядя друг на друга, на посту старика послышался резкий ружейный выстрел. Оба вскочили на ноги, и Марта с визгом вцепилась в своего возлюбленного. Джонс силой заставил её сесть на диван и, схватив ружьё, подскочил к двери. Послышался топот шагов, к которым примешивался голос старого Феллоуса и более нежный, приглушённый голос какой-то женщины, а также всхлипывания ребёнка. Джонс стоял, удивляясь этим звукам, и тут в проходе показалась примечательная группка. Это был Феллоус, который и поддерживал, и волок бледную, перепуганную индейскую девушку. Свет мерцал на её одеждах и заставлял сиять чёрные глаза ребёнка, который примостился на её спине. Ребёнок вцепился в шею матери, замолкнув от ужаса и усталости.
– Шагай, шагай, дикобразик! Ну же, ты, меднокожая маленькая скво! Мы не станем убивать ни тебя, ни твоего малютку, не трясись ты так. Шагай! Вот Марта Феллоус. Скажи, что тебе от неё надо, если тебе хватит твоего треклятого чудно'го английского.