— Может быть, мне остаться с вами на пару дней? — предложил свои услуги Хаверс.
— Нет, возвращайся назад в Нью-Йорк. Что бы ни случилось, жизнь продолжается, — отрезал Дик, И в то же время ему в голову закралась мысль о том, так ли уж необходимо, чтобы жизнь продолжалась и для Алабамы. Может, старый черт уже достаточно пожил на свете и до конца выполнил свое предназначение — всегда стоять у него на пути? И потом, Малибу слишком мал, чтобы оба они тут чувствовали себя вольготно.
Хаверс с облегчением услышал отказ Латхама. Он не привык видеть своего всегда собранного и подтянутого босса в таком плачевном и страшном состоянии. Хаверс прямо-таки чувствовал высокую энергию, которую сейчас нырабатывал и концентрировал в себе Латхам. В любой момент мог грянуть взрыв. И тогда не позавидуешь никому, кто попадется ему на пути. И все же он еще раз, для очистки совести, попытался предложить свою помощь.
— Может, мне все-таки остаться, и я смогу накормить нас ужином? — произнес Хаверс.
— Думаешь, я сам уже не могу ничего сделать? — спросил его Латхам и одарил его взглядом голодного волка, высматривающего себе ужин.
— Нет-нет, что вы. Я совсем другое имел в виду… Я имел в виду, что кто-то…
— Честное слово, Хаверс, мне наплевать, что ты имел в виду. Давай убирайся отсюда. Ты работаешь у меня и честно отрабатывай свое Жалование, добросовестно выполняя мои распоряжения. Так что марш отсюда!
Сильные мира сего не любят, когда другие видят их в минуты слабости и бессилия, философски подумал Хаверс, покидая взрывоопасное место. В первый раз в жизни ему стало жалко Эмму Гиннес. Через несколько минут она должна была появиться, чтобы ужинать с Латхамом…
Латхам вихрем ворвался, нет, ввалился на террасу. Эмма Гиннес уже ожидала его, сидя на кресле и посматривая в сторону океана. Солнце медленно клонилось к закату и потихоньку окрашивало небосвод багровыми красками.
— А, Дик! Как я рада, что наконец смогла найти тебя среди этих ракушек, пещер, пальм и еще черт знает чего! А ты выбрал себе подходящую берлогу. Мне нравится… — выстрелила ему прямо в глаза фразу Эмма Гиннес. Для вящей неотразимости она сопроводила ее улыбкой наивной маленькой девочки, по уши влюбленной в этого благородного джентльмена.
— К черту! — просто и кратко отреагировал Дик на ее слова.
Он обвел взором террасу, заметил свободный стул и направился к нему. По дороге он несколько раз спотыкался, но умудрился удержать в руке бокал с виски, причем не расплескав ни капли…
Эмма Гиннес с интересом наблюдала за его действиями. Она заметила, что Латхам был сильно пьян.
— Что, неудачный день?
Латхам поднес ко рту бокал с виски и громко икнул. Затем быстро отхлебнул напиток и проглотил его.
— Ты что, не знаешь, что сегодня произошло? — наконец спросил он ее.
Эмма знала все. Она сидела сейчас с человеком, к которому пришла на ужин, который сейчас был пьян, который сейчас был взбешен до крайности и стал очень опасен. И тем не менее Эмма хотела точно знать от самого миллиардера, что же произошло на том самом вечере в музее Гетти. Она сейчас чувствовала себя настоящим репортером из «Дейли кроникл», который наконец-то настиг свою цель и сейчас узнает все тайны мира. Тем более что микрофон Эммы уже был включен, и лента магнитофона готова была принять любое откровение.
— Я слышала, что у тебя не сложилось и ты уступил Алабаме. Что он успешно похоронил планы создания «Космоса».
— Ты что, не понимаешь в самом деле или прикидываешься? Эта старая сволочь уничтожил меня, размазал по стенке. Этот старый пройдоха, покрывшийся мхом в своих лесах, который не знает, что такое Венесуэла или Индия, смог элементарно справиться со мной, владельцем информационной империи! — рявкнул Латхам.
Сам он в это время неожиданно испугался мысли о том, что, может, это не временные трудности, а ознаменование того, что удача отвернулась от него?
— Но ведь ты говорил, что собираешься построить киностудию где-то еще. И потом, разве на этом мир кончился? — недоуменно спросила она, в то же время провоцируя Латхама на дальнейший рассказ.
— Дело не в этом. Не в этом дело… Он выставил меня дураком. Сам президент Соединенных Штатов Америки пригрозил мне. Он сделал мне выволочку, словно я был десятилетним мальчуганом и сильно нашалил… А все эти кинозвезды… Они внезапно выступили против меня в едином порыве. Кто бы мог представить, что это Малибу! — бормотал Латхам.
— А как и что сказал президент? — Лента магнитофона была включена…
— Какая теперь разница! Важно то, что он заставил меня поступить именно так, а не иначе. И Алабама тоже смог этого добиться. Они разрушили мои планы. Они их полностью уничтожили.
В голосе Латхама крепло ожесточение, обида уходила, уступая место решительности и жестокости. Нет, Латхам не намерен отступать и сдаваться. Не для этого он зарабатывал свои, миллиарды. Теперь он должен воспользоваться всей их мощью. Но как, черт возьми, ему все же справиться с проклятым Алабамой, Он никак не мог его нигде и ничем прижать. У Алабамы не было ни долгов, которые можно было бы предъявить к уплате или просто разорить. У него не было ничего такого, что бы могло стать мишенью для атаки своры репортеров его газет. Он впервые позавидовал мафии. Эти люди не кончали престижных колледжей, не учились в знаменитых университетах. Они порой не могли правильно написать то или иное слово, не могли разобраться в «голубом периоде» жизни Пикассо. Но, в отличие от добропорядочных людей, к коим причислял и себя Дик Латхам, они могли легко и просто смыть оскорбление. У них были люди, которые могли убить любого и при этом еще и получить удовольствие. Они делали свое дело легко и просто. Попробуйте потом докажите, что это была месть мафии! Да ничего подобного, это был маньяк-одиночка, неожиданно вынырнувший из темного переулка и всадивший нож в спину ничего не подозревавшей жертве… Ищи-свищи потом!..
А что было в распоряжении Латхама? Свора ушлых адвокатов, твердо убежденных, что ложь на бумаге гораздо острее стали шпаги. Куча продажных писателей, которые готовы изобразить все, что им закажешь, но с легкостью сделают и наоборот, против вас, если кто-нибудь перебьет в цене… Телеведущие, которые больше любовались собой на экране, чем способны были сымпровизировать нужное и острое…
Латхам постепенно впадал в отчаяние. Ему стало казаться, что все крайне плохо, что наступил уже его судный день. Эмма с откровенным любопытством наблюдала за ним.
— Забавно, что какому-то старикашке с гор удалось выбить из седла такого сильного человека, — произнесла она, якобы в знак солидарности с Латхамом, на самом же деле она подталкивала его продолжать.
Латхам посмотрел вокруг налитыми глазами, поставил пустой бокал на стол, стряхнул несколько капель виски с пальцев.
— Его следовало бы убить. И может я это сделаю, — глухо сказал он. Нет, не он. Это говорил алкоголь вместо него. Но у магнитофонной ленты нет глаз, нет сердца… Есть только уши. И все было услышано.
Эмма слегка улыбнулась. Ее сердце подпрыгнуло в восторге. Эмма никак не могла ожидать такой удачи, и так просто, почти без всяких усилий с ее стороны. Мистер Латхам проговорился, и его оговорка дословно записана у нее на микрофон, спрятанный между грудями, которые ласкал еще совсем недавно Дик Латхам.
— Пойду налью и себе чего-нибудь выпить, — произнесла Эмма и направилась вглубь террасы к столику, на котором стояли всевозможные напитки.
Сейчас Эмма всячески старалась усыпить бдительность Латхама, она хотела стать его сообщником. Именно поэтому она тоже решила выпить вместе с ним. Однако вся тонкость заключалась в том, что она хотела сделать, и в том, что сделала. Повернувшись спиной к Латхаму, она нашла минеральную воду и фруктовый ликер. Смешала все это у себя в бокале, вставила соломинку и вернулась к своему визави. Атмосфера доверительного общения за бутылочкой виски не была нарушена.