Латхам почувствовал при этих словах неописуемую легкость мысли и духа. Он был почти Богом! Он мог метать громы и молнии с небес и поражать всякого, осмелившегося перечить ему, пересечь ему дорогу… Он уже знал, что надо сделать. Тут уже не осталось места колебаниям.
Да, Латхам это отлично понял, осознал. Теперь вопрос заключался не в том «как», а «когда».
В это время метрдотель уже пришел в себя настолько, что смог оценить реальную картину урона, нанесенного его заведению миллиардером. Гости из Лас-Вегаса, только что вошедшие в зал, попятились и быстро исчезли в дверях, даже не заглянув внутрь ресторана. Другие быстро заканчивали свой ужин и торопливо собирались уходить. Метрдотель вцепился в плечо Латхама и почти силой поволок того к его столику. Латхам шел как лунатик, он был пьян до потери сознания. Метрдотель этого ничего не видел, он просто хотел убрать Латхама с глаз посетителей. Ему было вовсе невдомек, что его уважаемый гость напился до чертиков. Просто он никогда его не видел в таком состоянии и даже предположить не мог ничего такого.
Наконец ему удалось усадить Латхама за стол. Сейчас ему хотелось только одного — чтобы весь этот вечер уже закончился. Но Латхаму хотелось, чтобы вечер продолжался. Он хотел еще выпить. Да, он хотел еще стакан виски со льдом, чтобы всему свету подавиться от злости…
Эмма Гиннес осторожно присела рядом с ним за столом. Она уже поняла, что из праздничного ужина ничего не получится, и что очень скоро Дик Латхам просто отключится в состоянии полного алкогольного опьянения. Пока же у нее было кое-что — публичные угрозы Латхама в адрес Алабамы. Правда, ничего особо конкретного в них не содержалось, но все же это уже было основание для ее дальнейших планов. Подошла миловидная официантка и приготовилась принять заказ. Эмма улыбнулась ей заговорщицкой улыбкой и, показав глазами на откинувшегося в полубеспамятстве Латхама, сказала, что со вторыми блюдами придется немного подождать, пока аппетит нагуляется.
Эмма оглянулась по сторонам, вглядываясь в напряженные лица оставшихся в ресторане людей. Почти рядом с ней сидели Нейл Даймонд и его агент по продаже недвижимости Кэро Рапф, душа Малибу. Они, без сомнения, отмечали удачную продажу дома в Малибу за пять с половиной миллионов долларов какому-то выскочке из южных штатов. Чуть поодаль сидели Клин и Бэтман Джон Петере, бывший парикмахер и большой друг Барбары Стрейзанд, ныне один из наиболее влиятельных лиц в кинобизнесе Голливуда. Все они напряженно поглядывали в сторону стола, за которым устроились Латхам и Эмма Гиннес.
Дик пошевельнулся и принялся удобно устраиваться в кресле. При этом со стороны казалось, что он стоит на абсолютно гладкой поверхности, к тому же обильно политой маслом… Его руки скользили по столу, сгребая столовые приборы, тарелки, рюмки и бокалы. Со звоном все сыпалось на пол. Латхам смог немного приподняться над столом. Он обвел невидящими глазами зал ресторана. Он был абсолютно пьян. Ему же самому казалось, что все идет как надо, что он делает все правильно. Но хмельные пары плотной завесой спеленали его взор. Все, что он сейчас чувствовал и говорил, проходило через их призму, а кое-что и просто было порождением алкогольного бреда. Дик сейчас ощущал странную раздвоенность. Он был велик и могуч как сам Господь Бог. В то же время он чувствовал себя слабым и беспомощным, не в состоянии разрешить назревшую проблему. Виски попало ему на глаза. Удивительно точным жестом он смог поймать рюмку и налить туда напиток, который выпил одним глотком. Похоже, что это ему неожиданно помогло. По крайней мере, его речь перестала быть бессвязной и сбивчивой. В ней появились уже знакомые властные нотки.
— Почему так бывает, — вопросил он всех и конкретно никого, — что я всегда отдаю больше, чем получаю обратно?
Латхам снова обвел присутствующих взором, остановился на Эмме и повторил свой почти риторический вопрос уже ей лично.
Эмма аккуратно улыбнулась ему в ответ и, закатив глаза, словно актриса на сцене, заломила руки в притворном отчаянии и жалости к этому несчастному.
— А может, все получается так потому, что ты никогда не просишь как надо что-либо взамен? — сказала Эмма.
— Что? Я? Мне просить? Чтобы мне что-то дали взамен того, что я даю? Да никогда я не унижусь до такого состояния! И потом, это ведь так ясно, что я, право, не понимаю, как этого не видят люди. Я ведь плачу такие большие деньги моим служащим, а отдачи от них не вижу. Не вижу их помощи ни в чем, особенно в самом важном для меня сегодня деле. Мне не на кого опереться…
Голос Латхама потихоньку затихал, по мере того, как он опускался в кресло, протягивая руку к еще одной рюмке с виски.
— А что это за дело? Я что-то ничего не понимаю… — начала было Эмма, но резкий удар кулаком по столу оборвал ее на полуслове. Рюмка с виски от удара упала на стол, и по белой скатерти расползлось мокрое пятно.
— Алабама должен быть уничтожен, стерт в порошок, развеян по ветру! Вот что я хочу. Он должен быть мертв. Он должен быть абсолютно мертв. Он должен быть мертв до такой степени, что придется придумать новое понятие для этого случая — вот что я хочу. Разве это не ясно любому кретину, который у меня работает? — Он почти хрипел. Желваки на скулах ходили ходуном, костяшки кулаков побелели от напряжения, глаза превратились в узкие щелочки. У него был вид человека, переполненного ненавистью и смертельной злобой. — Но поскольку никто из моих служащих не желает меня понять и оказать мне такую маленькую дружескую услугу, то я берусь за дело сам. Я лично уничтожу эту тварь по имени Алабама, — бормотал он свистящим шепотом. Затем голова его уткнулась в тарелку с мясом. Алкоголь все-таки одолел его.
Но микрофону, спрятанному между объемистыми грудями Эммы Гиннес, которые так любил ласкать Дик Латхам, было абсолютно все равно, говорил ли он это в здравом уме или же в состоянии тяжелого алкогольного опьянения. Микрофон добросовестно фиксировал каждое сказанное слово, добавляя все новые кирпичики к плану Эммы…
Эмма Гиннес вздрогнула при воспоминании о том, как ей пришлось вытаскивать бесчувственное тело Дика Латхама из ресторана. Слава Богу, нашлось трое человек из числа прислуги ресторана, которые ей в этом помогли. Они пронесли Латхама через весь зал мимо глазевших на все это посетителей ресторана. На крыльце Дика просто впихнули в машину, словно куль с опилками. Эмма расплатилась с помощниками и взяла все заботы по доставке ценного, но бесчувственного груза на свои плечи…
Теперь, выполнив свой долг и освободившись, Эмма поспешила на пляж, через высокие песчаные дюны, которые создавали естественное укрытие от посторонних глаз. Вечер был очень хорош. Сейчас было межсезонье и наступал жаркий период. Горячий и сухой воздух пустыни, насыщенный пряным ароматом горных растений, смешивался с соленым и свежим береговым бризом. Этот коктейль благотворно действовал на человека. В другое время Эмма обязательно бы оценила все эти тонкости и постаралась как можно лучше насладиться их прелестями. Но сейчас ее волновало другое. Воровато оглянувшись, она задрала юбку, отцепила магнитофон от пояса и, отмотав немного назад пленку, включила воспроизведение. Как раз на том самом нужном ей месте. Судя по эмоциям и накалу страстей в голосе Латхама, нетрудно будет убедить любого желающего в том, что Латхам действительно грозил убрать или убить Алабаму. То, что в этот момент от ненависти к своему противнику Латхам почти протрезвел и произнес всю эту ключевую фразу тоном абсолютно трезвого человека, лишь усиливало эффект и укрепляло планы Эммы Гиннес. Пока все шло как по-писаному. Был предмет конфликта. Было оскорбленное самолюбие. Был мотив для совершения каких-то ответных действий. Были названы конкретные действия. Был назван и конкретный исполнитель этих самых решительных и конкретных действий. И все это бесценное богатство сейчас находилось в руках Эммы Гиннес. Она резко и неприятно засмеялась. Что ж, она заключила сделку с дьяволом, и он ей ворожил. У нее сейчас не осталось ни малейшей симпатии к человеку, который нанял ее на работу, вывез из Англии. Эмма Гиннес сумела отмести все сентиментальные мелочи в сторону и сосредоточиться на плане реванша.