Гостей провели в круглое, чисто выметенное глиняное строение с конической островерхой соломенной крышей. Благодаря тому что двери располагались одна против другой, в доме чувствовался постоянный поток воздуха и, несмотря на сорокаградусную жару, было относительно прохладно. Хозяева устроились на шкурах на полу, а гостям предложили стулья. Строение оказалось залом, где обычно происходили различные деревенские сходки. Теперь нам предстоял второй, наиболее основательный и важный обмен приветствиями. Старики сидели не шелохнувшись, пока Джиги произносил вдохновенную речь. Импровизировал он великолепно, и я забеспокоился, сумеем ли мы, привыкшие к бумажкам и шпаргалкам, достойно ему ответить. Мне особенно запомнились такие его слова:
— Город Москва находится далеко от нас. Мы его никогда не видели. И скорее всего никогда не сможем посмотреть. Но мы любим этот город, потому что там живут наши друзья. Они действительно наши друзья, а свидетельство тому то, что мы принимаем их в наших домах, и этому не могут помешать ни разный цвет нашей кожи, ни разные языки, на которых мы говорим, ни то, что Москва — большой город, а Нюмала — всего лишь деревня. Наши друзья — хорошие люди. Так сказал нам Мустафа, а все хорошие люди — всегда наши друзья.
Зная, как высоко в Мали ценится вежливость, мы постарались в ответной речи выразить хозяевам свою благодарность и уважение.
Наконец нам отвели два дома. В одном никто не жил, и он специально предназначался гостям. Другой нам любезно освободила молодая супружеская чета.
Войдя в дом для гостей и оглядевшись, я был поражен, когда увидел, что с противоположной стены на меня с известного каждому советскому человеку плаката в упор смотрела Родина-мать. Вся комната была оклеена плакатами, рассказывающими историю нашей страны: ликвидация безграмотности, коллективизация, индустриализация, Великая Отечественная война, освоение космоса… Как все это оказалось здесь? Выяснилось, что в прошлом году Мустафа, представитель Нюмалы в Бамако, привез их с выставки, которая проводилась на курсах русского языка. И старики решили: такие красивые картины могут украсить комнату для гостей.
Каждой «большой семье» принадлежит группа хижин, расположенных в некотором отдалении одна от другой. Как и в любой малийской деревне, здесь тоже посреди — площадь. Поскольку мы приехали днем, мужчин в деревне почти не было… Большинство из них трудились в поле. В Нюмале остались только ремесленники и крестьяне, занятые на строительных работах.
В деревнях малинке в определенной мере сохранилось профессионально-кастовое разделение труда, благодаря которому деревня обеспечивает себя почти всем необходимым. Здешний кузнец делает все — от ножей до пуль для охотничьих ружей. Плотник выполняет для всей деревни любые работы по дереву. Кстати, в деревне долгое время не было плотника. Его разыскали в соседнем округе и пригласили поселиться с семьей в Нюмале. Есть здесь и свой ткач, и свой портной и т. д. Есть, конечно, и новшества. Гриот не только поет песни и рассказывает истории, ему еще приходится работать в поле. Приятной неожиданностью было увидеть в доме местного портного швейную машинку Подольского завода. Сырье и инструменты для ремесленников приобретаются в Бамако на деньги, вырученные от продажи кукурузы, арахиса, манго, ананасов. Нюмала и соседние деревни участвуют в одной из операций развития, о которых мы уже говорили. Эта операция называется «Верхняя долина Нигера». Ее специализация — арахис, хлопок, рис, табак. Но относительная труднодоступность здешних деревень, ютящихся среди скал, невозможность применения каких-либо простейших механических средств для обработки земли и использования тяглового скота на разбросанных по горным склонам полях в значительной мере способствовали сохранению традиционного общинного уклада и полунатурального хозяйства. Главным орудием труда остается даба — мотыга с коротким массивным черенком, а главными средствами орошения — дождь во влажный период и глубокий колодец с ведром на веревке — в сухой.
Малинке, в свое время ожесточенно сопротивлявшиеся французским колонизаторам, питают изрядное недоверие к иностранцам с Запада, что побуждает их к определенной сдержанности в отношениях с представителями операции «Верхняя долина Нигера». Поэтому практичные крестьяне через посредника сбывают, минуя агентов «операции», часть своей продукции на рынках Бамако, куда раз в неделю отправляется нанятый ими грузовик.
Обработка местных каменистых почв очень трудоемка. Когда братья Мустафы отвели меня, взмокшего и запыхавшегося, на свое уже убранное поле, расположенное в скалах, мне понадобилось напрячь все мое воображение, чтобы представить, что на этой крутизне среди разбросанных тут и там бурых морщинистых камней в сезон дождей зеленеют посадки кукурузы, проса или арахиса. Зато у крестьян малинке есть одно преимущество — дождей здесь выпадает несколько больше, чем в других районах Мали.
В сухой сезон внимание крестьян переключается на манговый сад и ананасовую плантацию. В это же время они занимаются благоустройством деревни, ремонтом и строительством домов.
Мне повезло. В день нашего приезда в Нюмалу как раз достраивали дом, и я имел возможность детально рассмотреть все премудрости традиционной архитектуры.
Стены домов сооружены из кирпичей типа самана, изготовленных из банко. Поверх кирпичей наносят слой жидкой глины и тщательно сглаживают все неровности. Сверху готовые стены перекрываются толстыми бамбуковыми жердями. Затем насыпают слой глины, а потом «надевают» крышу. Сооружение крыши — целое искусство. Ее собирают на земле. Конический бамбуковый каркас крыши обвязывается снизу доверху аккуратными пучками толстой и длинной соломы. Конструкцию завершает хитроумная башенка из соломенного жгута. Затем для «жесткости» все это крест-накрест протыкается двумя острыми шестами. И наконец, человек десять — двадцать (в зависимости от размеров крыши) поднимают и «надевают» крышу на дом. Толстый слой соломы, воздух, свободно циркулирующий под крышей, глиняный потолок и толстые стены обеспечивают в хижине относительную прохладу даже в самое жаркое время года.
Здесь особенно бросалась в глаза (и мне уже с этим приходилось сталкиваться в других малийских деревнях) исключительная чистота территории деревни и домов — довольно приятный контраст с малийскими городами, по преимуществу неопрятными, изобилующими мусором. Утро в деревне начинается с того, что девушки метут вениками пространство между домами (дворов, как таковых, в отличие от деревень бамбара здесь нет) и возле хижины идет шумное купание детей. Личная гигиена, несмотря на примитивные условия быта, ставится здесь высоко. Кекоро Сисоко наотрез отказался фотографироваться, пока женщины не согрели ему воды для купания и он не надел чистое белье.
Любого иностранца, попавшего из Бамако в деревню малинке, удивили бы также воспитанность детей, их беспрекословное подчинение старшим. Детям приказали не беспокоить гостей, и они в отличие от назойливых столичных мальчишек скромно наблюдали за нами издали, стремясь не попадаться под ноги, хотя по их глазам было видно, как страстно желали они как-нибудь войти в контакт с тубабу. И лишь когда моя дочь проявила инициативу и подошла к ним сама, они дали волю детской непосредственности — шумно окружили ее, что-то болтали на малинке, протягивали ей свои незамысловатые игрушки и, взяв за руки, стали водить по деревне.
Наконец зажарили барана. И жены Кекоро принесли в наше временное пристанище огромное количество тазов, мисок и кастрюлек. Тут я вспомнил, как меня угощали в одном туркменском селе неподалеку от Ашхабада. Тогда хозяева, словно задавшись целью продемонстрировать нам с болгарским коллегой все возможности среднеазиатской кухни, в течение дня не выпускали нас из-за стола, неотступно потчуя то одним, то другим блюдом. Я испугался, что здесь повторится та же история. Когда мы попросили отнести назад хотя бы половину того, что нам предложили, женщины наотрез отказались. И дочка грустно сказала: