Старейшины Северной территории снова созвали совет и, заслушав все сплетни, слухи, домыслы и «показания очевидцев», помрачнели и решили оставить соглядатаев у Пещеры. После суток слежки из пяти мужчин в поселок вернулся только один. Бледный и потрясенный. Он быстро собрал семью и пожитки и ушел в глубь Территории, не дав никаких объяснений. Все, что он него добились - это горестную жалобу, что «теперь наш Кайонгуни – проклят, надо держаться подальше».
Старейшины снова отправились осаждать крепость Малинджи. Впрочем, на этот раз хозяева даже не потрудились открыть ворота, чтобы их выпроводить.
Всем стало ясно, что не важно, безумец Малинджи или про́клятый, но у него получилось. Он возвращает покойников в этот мир. И снова зарабатывает на этом деньги. Старейшины предостерегли население, запретив обращаться к нему, как бы это ни было нужно. И Люди пообещали. Но легко давать обещания, когда беда обходит твой дом стороной…
…
Ярран снова надолго замолчал, нянча опустевшую кружку. Карл жестом показал официанту заменить.
- Так вышло, что через пару лет мне довелось повидать Малинджи, - губы бушмена задрожали, кадык запрыгал. Сначала Карлу показалось, что он едва сдерживает слезы, но, как оказалось, тот боролся с тошнотой. Выдавив «извини», он выскочил из-за стола и надолго скрылся в туалете, а когда вернулся, лицо его покрывали бисеринки то ли воды, то ли пота, глаза налились кровью. Он выпил рома и в несколько глотков осушил очередную кружку пива.
…
- Айюри была моей младшей сестрой, - сказал он, - Ей едва минуло двенадцать, когда случилось несчастье. Наступила на сколопендру. Укус сколопендры опасен разве что для младенцев, но у Айюри, видать, началась аллергическая реакция. То есть, это теперь, спустя почти сорок лет, я могу это предположить. А тогда мы с матерью глядели на нее и не могли поверить собственным глазам. Нога у нее начала стремительно разлагаться. Менее, чем через час после укуса, когда меняли повязку, мы уже могли видеть кость, облепленную жидким мясом и сукровицей. Кричала она, не переставая. Я как мог быстро соорудил волокушу, чтобы тащить ее в Дарвин – к врачу, но внезапно горло ее отекло, она начала задыхаться и… умерла. Мать чуть с ума не сошла. Я боялся, она отправится следом за дочерью, но, посидев над ее телом, она взяла его на руки и решительно двинулась в джунгли. К Малинджи. Я не смог заставить себя сказать хоть что-то против. Любые слова казались малодушным проявлением трусости, поэтому я поплелся следом.
Вспоминая неудавшийся визит старейшин, я надеялся, что Лару не пустит и нас. Конечно же, она точит зуб на все население Северной территории за изгнание ее мужа, и мы уйдем не солона хлебавши. Так я успокаивал себя, пока мы по очереди несли Айюри. Но выйдя к поместью, мы увидели распахнутые настежь ворота. Наверное, она засекла наше приближение из окна и увидела, что мы идем… не с пустыми руками. Несмотря на свое горе, я не мог не заметить, как изменилась Лару. Она ведь была когда-то нашей… поселковой. А теперь ее некогда чернявая голова пожелтела и красовалась модной укладкой, руки, шея и уши были увешаны украшениями, невзрачная фигура раздобрела и налилась объемами, а во рту едва умещался частокол золотых зубов.
Мать, совершенно раздавленная горем, молчала, и я взял на себя роль просителя.
- Помоги! - шепнул я.
Лару оценивающе оглядела наш убогий вид, и я уже приготовился к отказу, но она вдруг усмехнулась, кивнула и пропустила нас во двор.
- Вдвоем нельзя. Решайте, кто пойдет к нему, - сказала она, - Вам повезло, что у нас сегодня тихо. Что принесли с собой?.
Я покосился на тело сестры, которое мать прижимала к груди. Что значит, что…?
- Деньги? Золото? Мех? Что у вас? – раздраженно вопрошала женщина.