- Мы… ничего с собой не взяли, - пролепетал я, заикаясь, - Мы не знали, что нужно платить…
Конечно, я с самого начала об этом знал. Семья Малинджи ничего не делала просто так, но в этот скорбный час ни матери, ни мне не пришло в голову позаботиться об оплате. Лару некоторое время размышляла, гоняя по рту жевательную резинку, потом махнула рукой.
- Ладно, поможем землякам бесплатно. Что с вас взять, а Малинджи не может долго оставаться без…, - она умолкла и закрыла за нашими спинами ворота, задвинув тяжелый засов, - Малец, возьми девчонку. Твоя старуха едва держится на ногах.
Я забрал у матери тело сестры и двинулся со своей ношей вслед колыхающимся под шелковым сарафаном телесами.
Проходя мимо бассейна, я заметил обнаженного мускулистого мужика на лежаке под зонтиком. Без тени смущения тот отсалютовал Лару бокалом шампанского и послал воздушный поцелуй. Женщина в ответ хрипло расхохоталась, а потом крикнула с напускной строгостью: «Подними свой зад и займись постоялицей. Она у ворот.... Только трусы надень!».
Я стыдливо опустил глаза и постарался смотреть строго под ноги, но это плохо получалось. Взгляд мой то и дело поднимался и выхватывал невероятные картины. Поместье было не просто шикарным. Это была королевская роскошь. Причудливой формы балконы и башенки, увитые вьющимися растениями колоннады и беседки, пышные цветники и мощеные тротуарной плиткой дорожки… Увидев огромную – высотой почти с дом - мраморную статую, я невольно остановился и разинул рот. В пышногрудой обнаженной фигуре, одетой во что-то вроде греческого хитона, я без труда признал Лару, хоть и отметил, что сумасшедший скульптор тщательно откорректировал некоторые излишние выпуклости, присущие оригиналу. Лару во плоти ждала меня на углу особняка и, видя мое изумление, усмехалась.
Я поудобнее перехватил тельце сестры и уставился на ромбики дорожки. Снова я поднял глаза, только когда мы завернули на задний двор. Там-то я и увидел Малинджи, и вид его потряс меня гораздо сильнее, чем все, увиденное до этого.
Он сидел на единственном не благоустроенном клочке земли, скрестив по-турецки ноги. Он бы гол и грязен, и я с отвращением заметил, что и бедра его, и жухлая травка под ними испачканы дерьмом, а все тело искусано насекомыми. Над его головой было сооружено что-то вроде жалкого навеса из веток и травы, который даже в мечтах не смог бы удержать дождь. Может быть, это было лишь мое воображение, но мне показалось, что его сморщенные, дряблые плечи и косматая седая голова уже начали обрастать зеленоватой плесенью.
На коленях Малинджи держал щербатый деревянный горшок, в котором он без устали что-то давил и помешивал. Вокруг густым роем вились мухи. Еще издали я уловил смрадные миазмы и замедлил шаг. Но Лару, топающая теперь позади, небрежным толчком придала мне ускорение. Белесые глаза были явно слепы, но, казалось, все равно следили за нашим приближением, а рот, полный сточенных черных зубов, скалился. Каким-то образом он знал, что я несу мертвую Айюри и… радовался этому.
Когда мы приблизились, одну руку он протянул ко мне в требовательном жесте, а другой продолжил тошнотворное помешивание.
Увидев, что я начал отступать назад, крепче прижимая к себе сестру, Лару сказала с неожиданной мягкостью:
«Не бойся. Отдай ему. Ты ведь за этим пришел. Обратно вы вернетесь все вместе. Уже многие вернулись».
Я видел, что у Малинджи на губах выступила пена, как у бешеного пса. Все мое существо кричало, что надо бежать без оглядки. Еще не поздно. Можно сводить маму к Реке, чтобы она облегчила скорбь прощанием, а потом вернуться в поселок и подготовить тело к погребению… Но что, если действительно есть шанс вернуться всем вместе?! В поселке не знали о нашей беде. Мы просто ушли в лес собирать плоды, а потом вернулись. Если старик поможет, то никто и не узнает, что мы нарушили запрет, а если нет… что ж, на нет и суда нет.
Я бережно положил тело сестры на его колени и в ужасе застыл, когда Малинджи тут же принялся вертеть ее так и сяк, как тряпичную куклу, пристраивая поудобнее. Очень уж это походило на то, как паук заматывает в кокон свою жертву, прежде чем приступить к трапезе. Я зажмурился, увидев, как жирная скользкая капля слюны упала с его губ на лицо малышки, но спасительная красноватая мгла продлилась всего несколько секунд. Послышался чудовищный хруст, и мои веки взлетели вверх. Малинжди в два счета отгрыз Айюри оба указательных пальца. Правый он с влажным хлюпаньем сплюнул в чугунок, а левый обгладывал долго и со смаком, пока не вытащил изо рта блестящий от слюны розоватый кусочек кости.