— Товарищ генерал-полковник! — громко и весело отрапортовал офицер. — Вверенный мне батальон штурмом овладел городским вокзалом города Ростова-на-Дону! Уничтожена рота гитлеровцев. Командир батальона старший лейтенант Мадоян!
— Здравствуйте, герои-гвардейцы! — испытывая чувство радостного волнения, поздоровался с бойцами Малиновский.
— Здра-а-а жела-а-а, товарищ генерал! — не вразнобой, а удивительно стройно прозвучало в ответ, и Родион Яковлевич почувствовал себя будто на параде.
— Товарищ старший лейтенант, когда выбили фашистов с вокзала?
Мадоян ответил.
— Выходит, ещё восемь дней назад! — удивился Малиновский.
— Так точно, товарищ командующий фронтом! Вокзал был взят до подхода главных сил армии. Немец бешено контратаковал, но мы его всё равно расколошматили!
— Молодцы! — коротко похвалил Малиновский и, взяв из рук адъютанта орден Красного Знамени, вручил его Мадояну. — Отличившихся при взятии вокзала представить к награждению. — И он крепко обнял и расцеловал Мадояна.
Распахнул свои объятия офицеру и Хрущёв:
— Немедля дам указание начальнику Политуправления дать материал о подвиге батальона во фронтовой газете.
— Товарищи гвардейцы! — Малиновский обратился к замершему строю. — Спасибо вам за геройство, за Ростов, за победу. Мы уже не те, что были в сорок втором! Пусть знает враг: отступления больше не будет, мы будем наступать, наступать и наступать! Мы победили в Сталинграде, а теперь — вперёд на Запад. Вышвырнем эту поганую гитлеровскую орду с нашей родной советской земли! Хорошо сказал наш великий вождь товарищ Сталин: «Будет и на нашей улице праздник!»
Малиновский говорил горячо, как давно уже не говорил, и ощущал, как от волнения спазмы перехватывают горло и влажнеют глаза. Как хотелось ему сейчас обнять каждого в этом строю! Чего бы стоил он, военачальник, не будь у него таких вот орлов, которые способны выдержать всё, даже то, что немыслимо выдержать, победить саму смерть... «Да, и на нашей улице будет праздник», — хотелось повторять и повторять эту меткую, точную фразу. И Ростов — разве это не праздник на нашей улице? А каждый вновь отвоёванный город, каждое отвоёванное село, каждая отвоёванная пядь родной земли? Всё это будет праздником на нашей улице!
«Да, — думал Малиновский, — умеет Сталин находить нужные слова в нужный момент, в этом ему не откажешь. Умеет произнести всего одну фразу, но такую, которая, казалось, уже жила в душах фронтовиков, вселяя в них надежду на будущие победы, на то, что враг будет разбит. Умеет сказать такую фразу, которая впечатается в память нынешних и грядущих поколений.
Да, праздник будет! Но чего он будет стоить, этот желанный, всё ещё далёкий праздник — окончательной победы и завоёванного мира? Всё, что предстоит совершить, — это не триумфальный парад, это жестокие, беспощадные бои, это в голос рыдающие и бьющиеся в истерике вдовы погибших солдат и офицеров, это сироты — сыновья и дочери не вернувшихся с поля боя воинов. Это — миллионы тех, кто ещё поляжет на кровавых дорогах войны, и тех, кто ждёт своих мужей, отцов, братьев и сестёр домой, да так и не дождётся никогда.
Всё это хотелось сказать Родиону Яковлевичу в эти минуты. Но зачем? Они и так всё знают и всё понимают! Знают, что тот — главный — праздник на нашей улице, что ждёт впереди, будет стоить колоссальных жертв. Но ради того, чтобы этот праздник состоялся, они отдадут всё, даже самое дорогое, что есть у человека, — жизнь.
А сейчас пусть они хоть немного отдохнут, твои орлы. Не надо утомлять их длинными речами. Достаточно сказать, что и на нашей улице будет праздник!
Малиновский и Хрущёв сели в машину. Вдогонку им гремело «ура!»
— Я тебя должен поздравить, Родион Яковлевич, — торопливо заговорил Хрущёв, устраиваясь на сиденье. — Ты выполнил своё обещание взять Ростов. Верховный будет доволен. Считай, что это твой звёздный час.
— Спасибо, Никита Сергеевич. Стараюсь следовать народной мудрости: «Не спеши языком, торопись делом». А насчёт звёздного часа — так он, может, ещё впереди.
— Не скромничай. Кстати, мы ещё не отметили твоё назначение командующим фронтом.
— Это дело не хитрое, — усмехнулся Малиновский. — Будет затишье — отчего же не отметить?
Машина ехала по набережной Дона. Родион Яковлевич неотрывно смотрел на реку, на город. Он любил южные города, полные песен и весёлого смеха. А к Ростову отношение было особое: Ростов есть Ростов! А дальше на юг шли города, сами названия которых звучали волшебно-притягательно: Тихорецк, Армавир, Минеральные воды. И конечно же, Пятигорск, Ессентуки, Кисловодск... Вспомнились «Казаки» Толстого, отъезд Оленина на Кавказ. Вспомнилось, что даже тогда, в чёрные дни отступления, увидев снеговые горы, он, Малиновский, спасался тем, что мысленно воспроизводил в своей памяти части горячо любимой повести, многие из которых знал наизусть: