— Вечно мой фронт на подхвате, за всех отдувается, — то ли всерьёз, то ли в шутку жалобно говорил штабникам Толбухин. — А мне хоть бы захудалую роту или с десяток танков кто подбросил.
Наступление на Никопольско-Криворожском направлении развернулось в точности по плану Малиновского. Ну и хлебнули же лиха наступающие армии в этой операции! Метель сменялась оттепелью, и тогда пехотинцы брели по непролазной грязи, которая как кандалами сковывала ноги; артиллеристы тащили пушки, навалившись на одну несколькими расчётами; в размокшей степи оставались, не желая подчиняться воле людей, танки, тракторы, тягачи. На дорогах, если их можно было назвать дорогами, часто встречался строй конников, которые правой рукой держали поводья, управляя лошадьми, а левой, как ребёнка, прижимали к себе пушечный или гаубичный снаряд. Оттепель переходила в дожди, и тогда становилось совсем худо: шинели, накидки, шапки насквозь пропитывались водой — хоть бери и выжимай, тело дубело от холода, в сапогах хлюпала жидкая вязкая грязь... И если бы не всепобеждающее стремление идти вперёд и вперёд, тоска и отчаяние охватили бы весь этот огромный, утонувший в туманах, в снежной круговерти и ливнях фронт.
Главный удар наносился силами всего фронта из района северо-восточнее Кривого Рога на Апостолово. За двое суток оборона немцев была прорвана, и 5 февраля армия Чуйкова овладела Апостоловым. Дотоле никому не известный городок Украины вдруг стал «героем дня». Он явился настоящим подарком для наших наступающих войск. Наступать прямиком, в лоб, на Никополь было безрассудно: этот город превратился в крепость, немцы обнесли его мощными оборонительными укреплениями. А бросок советских войск на Апостолово был для немцев грозным предостережением; теперь они попадали в капкан. Кроме того, перерезалась железная дорога, протянувшаяся вдоль берега Днепра и связывавшая марганцевые рудники с Кривым Рогом и Николаевом...
18
Если после ожесточённых сражений наступала долгожданная передышка, Малиновский вспоминал о доброй традиции: те, кто отличился в боях, должны быть награждены.
Так было и на этот раз. Над степью уже сгущались ранние сумерки, когда Малиновский велел собрать отличившихся солдат и офицеров в штабе, который разместился в просторной украинской хате.
Охрипший и невыспавшийся адъютант командующего зачитывал приказ о награждении, безуспешно пытаясь придать своему голосу как можно больше торжественности. Родион Яковлевич, вручая ордена и медали, крепко жал руки награждённым, произносил принятые в таком случае поздравления и напутственные слова.
Когда подошло время вручать ордена Красной Звезды, вслед за тремя награждёнными артиллеристами к Малиновскому подошла совсем ещё юная девушка. Генерала удивила и восхитила её изящная военная выправка, в которой прирождённая женственность неуловимо соединялась с фронтовой выучкой. Девушка подошла к командующему, вскинула узкую ладонь к пилотке и певучим голосом отрапортовала:
— Товарищ генерал, боец Кучеренко...
— Вольно! — Малиновский, поражённый чудесным явлением красоты, вдруг понял, что не может отвести взора от больших, сияющих карих глаз девушки, глядевшей на него. — Боец Кучеренко Раиса Яковлевна за мужество, проявленное в боях, и за представление в штаб полка важных разведданных о противнике награждается орденом Красной Звезды.
Родион Яковлевич ещё пристальнее вгляделся в девушку и, уловив в её лице украинские чёрточки, столь знаковые и милые, подумал: «Гарна, дуже гарна дивчина!»
— От имени Президиума Верховного Совета СССР вручаю вам, Раиса Яковлевна, орден Красной Звезды и поздравляю с высокой наградой Родины. Вы её заслужили! Желаю вам новых боевых успехов в боях с немецко-фашистскими захватчиками!
Малиновскому хотелось сказать и другие слова — о том, что именно такой он представляет подругу своей жизни, ту, которая будет рядом и в горе и в радости... Но он не мог сказать ей это сейчас, едва увидев, в присутствии хмурых, уставших, измотанных боями людей. Встретились — и это главное. Слова ещё будут сказаны, когда придёт время. А сейчас он может только поздравить её с наградой.
И ещё Малиновский подумал о том, что война — это проклятье, исчадие ада — ставит себя выше красоты и выше жизни. Вот эта девушка, Рая Кучеренко... Разве здесь должна быть она сейчас? Да ей, с её красотой и статью, впору войти в бальном платье в сияющий огнями зал, как Наташе Ростовой! Или на морском берегу слушать ласкающий шёпот волн! Или сидеть «в садке вишнёвом коло хаты» рядом с любимым человеком, с маленькой, такой же ясноглазой дочуркой на коленях! А Рая здесь, на фронте, в опасности, не так давно вышла из окружения... Для чего же человек выдумал эти треклятые войны, в круговорот которых вовлечены и дети, и старики, и такие вот ещё совсем молодые, пленительно красивые девушки?