***
Спустившись по крутому обрыву, Гордей с хозяйкой дома вышли к берегу реки. От росы земля была мокрой и чёрной, липла к обуви и скользила под ногами. У речки собралось почти всё Красилово, народу было даже больше, чем тогда у магазина. Лениво переливались синие мигалки двух милицейских машин, карета «Скорой» уже отъезжала, чавкая колёсами по грязи. Красиловцы держались группками и что-то обсуждали, вновь прибывших никто и не заметил.
– Мань, что случилось-то? – Анна Петровна тронула за локоть старую Марью Иванну. Гордей помнил её лишь потому, что её взрослый сын слыл деревенским дурачком, его даже в магазин не пускали без записки.
– Да вот, – вздохнула Марья Иванна, – лейтенантика того в речке нашли. Упился или поскользнулся – неизвестно, а там, поди, может и толкнул кто… Тот, кто девчонку Лещицынскую…
Гордей засунул руки поглубже в карманы, будто это помогло бы ему почувствовать себя не настолько паршиво. Со всех сторон звучали голоса, и то и дело в многоголосье пробивалось:
«Убили, не иначе».
«Зверь и убил».
«Снова зверь лютует, никак не успокоится».
В стороне широкоплечий милиционер с огромным пузом и пышными усами, чем-то напоминающий деда Валерия, опрашивал местных, подходя к каждой группке по очереди. Рядом с ним Гордей заметил высокого худого мужчину в шляпе, не расстающегося с сигаретой.
Встретившись взглядом с Гордеем, усатый шагнул к нему.
– Майор Зимин, день добрый.
– Гордей Сумароков.
Зимин сдвинул лохматые брови.
– Не тот ли самый, что проходит свидетелем по делу убитой Лещицыной?
Гордей вздохнул.
– Да, тот.
Зимин махнул рукой мужчине в шляпе.
– Слав, этот персонаж тебе будет интересен.
Мужчина выкинул недокуренную сигарету и подошёл ближе, разглядывая Гордея с непонятным выражением – не то неприязни, не то усталости.
– Мстислав Комаров, следователь, – представился он и протянул руку. – Займусь делом Блохина. И делом Лещицыной, кажется, тоже.
Гордей быстро пожал руку и снова сунул в карман. Красиловцы косились на них, это стало уже очень заметно, никто не стеснялся и не отводил глаза, и Гордей удивлялся, как его одежда и кожа до сих пор не загорелись под такими враждебными взглядами?..
– Значит, Блохин… утонул? – глупо спросил он, покосившись в сторону реки.
– Это мы и выясним, – пропыхтел Зимин. – Вы, Сумароков, далеко-то не уезжайте. Может, в участок придётся наведаться…
Он многозначительно склонил голову, прочистил горло и в развалку зашагал к другим красиловцам. Комаров хлопнул Гордея по плечу и пошёл за Зиминым.
– Уже спокойно по улицам не походишь, – жаловалась одна старуха другой.
– И ведь сидит где-то эта тварь, затаилась, – поддакнула собеседница.
Гордей отыскал в толпе Анну Петровну – та разговаривала с тремя тётками, которых Гордей видел впервые. При его приближении все четверо как-то виновато замолкли.
– Не нужно вам себя накручивать, – буркнул он, обращаясь к Анне Петровне. – Пойдёмте, я вас провожу до дома.
Тётки закивали невпопад, как клуши, и расступились, пропуская Анну Петровну. Гордей взял её за локоть и вывел к подъёму, ведущему назад, в деревню.
– Ага, спасибо, а то уж голова закружилась… – пожаловалась она.
– Спросить можно?
– Да, спрашивай.
Гордей поднялся по тропе и протянул Анне Петровне руку. Галдящие красиловцы остались внизу, вместе с милицией и пахнущей водорослями речкой.
– Почему Коля говорил, что Сашка из-за меня… умерла?
– Так он пьяный. Я просила не слушать.
– Молодые девчонки просто так не вешаются.
Анна Петровна поджала губы, давая понять, насколько ей неприятен этот разговор, но Гордей не собирался отступать.
– Послушайте, я приехал в Красилово, чтобы навестить могилу Нины, а тут закрутилось такое, что теперь я не могу вернуться обратно. И они все: убитая Света, давно мёртвая Сашка и ещё теперь Блохин точно не отпустят меня, пока я не разберусь. Раз мне нужно остаться тут ради следствия, то пусть я хотя бы узнаю сразу всё, что касается лично меня, а потом уже сам решу, что с этим делать. Договорились?
– Что знаю, то скажу, – сдалась Анна Петровна. Она почти повисла на руке Гордея, одолевая последние метры крутого подъёма. – А что не расскажу, то сам спрашивай у Коли с Тоней. Хотя они на тебя крепко взъелись, это правда.
– Из-за Сашки?
– Ну а ты сам как думаешь? Конечно. Она-то как страдала, когда вы с Нинкой гуляли. Чуть сама себя не грызла. Запал ты ей в душу, Гордейка, а что между вами тогда приключилось, тебе лучше знать. Тоня рассказывала, нашли её утром уже неживой. Помнишь, что было-то?