– Нечаянно вышло. Не то колдовство выбрала, но хотела побольнее его ужалить. Чтоб мучился всю жизнь, а от чего, знать не знал.
– Что вы имеете в виду? Я не мучаюсь, живу обычной жизнью, как все.
Гордей внутренне закипал, но никак не показывал свою злость. Пускай всё рассказывает, а он сам решит, что думать и как реагировать.
– То-то и не мучаешься? И спится хорошо? – Тоня сощурилась, но не злорадно, а почти сочувствующе.
«Бешеный, будто зверь», – сказала однажды Оля, с которой Гордей едва не сыграл свадьбу. Сказала и ушла – не смогла терпеть его странности, хотя сам Гордей не мог вспомнить, что именно говорил и делал во время своих ночных пробуждений. И подумал бы, что Оля сгущает краски, если бы она одна так говорила. Подобным образом сбегали все его девушки, которые были после Нины.
Снова потянуло болотом и ржавым железом, вспыхнули перед глазами алые капли Нининой крови на снегу, бордовые застывшие полосы на теле Светы и пятна на собственных пальцах.
– Не мучаюсь, – повторил он. – Докажите, если считаете, что я неправ.
– Я тебя прокляла, милый, – почти ласково произнесла баба Тоня. – Ещё до того, как Нину свою убил.
В воцарившейся тишине было слышно, как храпит за стенкой дядя Коля.
– Нину… убил… – прошептала Анна Петровна.
Тоня повернулась к ней, вздохнула и устало подперла кулаком щёку.
– Так и было всё. Он сам Нинку вашу и убил. Но я того не хотела, соседка, веришь или нет. Отомстить ему за Сашку – хотела. Чтоб мучился – и Нинка вместе с ним – хотела. Но смерти девчонке не желала. Видать, моя бабка лучше колдовала, а я перестаралась. Не просто проклятье навела, а чудище породила.
Анна Петровна всхлипнула, прижимая уголки шали к мокрым глазам. Гордей просто сидел и слушал со спокойной решимостью выслушать эту сумасшедшую до конца и поставить точку.
– Волчью шкуру на него примерила, – продолжила баба Тоня всё таким же монотонным голосом, устало и буднично. Будто снимала с плеч тяжёлую старую куртку, которая намокла и тянула книзу, мешая дальше идти. – Заколдовала в волколака. Это старое колдовство, чёрное и грешное, гореть мне теперь за него в аду, но тогда хотелось только за Сашку отомстить, за мою девочку. Подложила ножичек заговорённый, шепнула на угощение, так и получилось, что перестаралась.
– Я не верю, – проговорил Гордей одеревеневшим голосом и сам удивился: откуда в нём эта слабость? Сам же решил, что дослушает старческие бредни.
– Можешь не верить, сам всё увидишь. Сейчас травки тебе налью и посиди до вечерка. С вечерней зарёй на улицу иди, всё помнить будешь.
Тоня встала, прошаркала к шкафчику и вынула тёмный пузырёк с какой-то жидкостью. Плеснула в кружку воды, а туда накапала из пузырька и протянула Гордею. Анна Петровна не отрываясь наблюдала за соседкой.
– Вы сумасшедшая. Я не буду пить непонятно что из рук сумасшедшей.
Гордей демонстративно скрестил руки на груди и не взял протянутое Тоней зелье. Та пожала плечами и поставила кружку на стол.
– Я хочу рассказать тебе, как всё было, а это – чтоб точно поверил. Ты смотри, я же говорю: не хотела, чтоб так обернулось, а проклятие моё вышло оттого тяжёлым, что тяжело было горе по Сашеньке. Я тебя обернула волколаком, человеком, что в зверя ночами превращается, а ты с непривычной своей звериной сущи погубил ещё одну жизнь: Нину свою растерзал, а сам ничего не понял. Потом сюда вернулся, к месту своего проклятия, и вновь не совладал со звериным нутром: Света Лещицына от твоих рук погибла. Про милиционера не скажу, его вроде не рвал никто, но тоже всякое может быть. Увидал, испугался, в речку прыгнул…
– Выглядит так, будто вы в слепой жажде мести хотите повесить на меня все убийства в Красилове. Только что вы докажете? Какие у вас есть факты, кроме пустых слов?
Анна Петровна тихо плакала, прикрывая лицо руками, и Гордею хотелось утешить её, но ещё больше хотелось оправдаться за себя.
– Смотрите, что вы сделали! Вы очерняете меня в глазах этой женщины. И в моих собственных пытаетесь очернить. Я любил Нину, и Анну Петровну люблю почти как мать, зачем вы говорите такие страшные вещи? Зачем придумали всю эту ерунду про проклятие и про… про то, что я якобы убийца? Да не просто, а зверь, какое-то проклятое чудовище. Для чего вам это? Чтобы смерть Саши не казалась напрасной?
Гордей говорил вежливо, но внутри у него всё кипело. Он встал и приобнял Анну Петровну за плечи, а она приникла к нему и замерла.
– То-то я сама всё придумала. И не видел ты крови на своих руках? Ни разу не видел? И по утрам ничего странного тоже не замечал, что выдало бы ночные лазания? Про ножик сам сказал. И другое припоминай давай.