В ответ составители, ни разу не покраснев, спросили о сексуальной ориентации и нравится ли ей запах мужского/женского тела. И что прикажете отвечать? С ориентацией более-менее ясно – Соня вписала слово «гетеросексуал», за которое её покойная бабушка Полина Фроловна Полякова наверняка бы высекла. Мысленно принеся ей свои извинения, Соня дописала: «-ка» – и сосредоточилась на запахах. Ей нравился запах лишь одного мужчины на этой планете, но, согласитесь, невероятно глупо писать в казённой графе: «Предпочитаю запах Иванова Ивана Ивановича», – или что-то в этом роде. Тем не менее она так и написала.
Затем, вы можете, конечно, не поверить, составители поинтересовались девичьими фамилиями бабушек. Если с Полиной у Сони не было никаких проблем, то с матерью отца вышла неувязочка. Минут десять напряжённо повспоминав, она, через «не хочу», набрала номер родительской квартиры. Первый раз трубку бросили. Но «если я чего решил, то выпью обязательно!» После десяти гудков повторного дозвона к телефону подошёл отец.
– Папа, привет! Как девичья фамилия твоей матери?
– Привет!!! – заорала ей в ухо телефонная трубка, как белый медведь в жару. – У тебя всё в порядке?
«Надо же!»
– В полном, – ответила Соня. – Для абсолютной гармонии «инь-ян» мне не хватает сущей хрени – девичьей фамилии моей бабки по отцу.
– Я не знаю.
– Не знаешь или не помнишь? Пожалуйста, напрягись. Это важно. Представь – если ты сейчас не скажешь фамилию своей матери, я не полечу в космос. Потому что я и так уже «Фома без креста и квартиры», а буду ещё и «не помнящей родства». И тогда меня расстреляют.
Сонин отец, последние лет пятнадцать не злоупотреблявший чувством юмора, обиделся и изрёк:
– Ты позвонила, чтобы поиздеваться?
– Нет, папа, – ответила Соня и, сказав «пока!», положила трубку. Потому что именно в этот момент она сама вспомнила, что фамилия родной сестры бабушки – тётки её отца, которая ни разу в жизни не была в зарегистрированном браке, – Семёнова. И тут же вписала её круглыми буквами в кондуит, боясь запамятовать.
Продравшись за каких-то два часа сквозь адреса и места работы близких и не очень родственников, сквозь названия кладбищ и номера могил пращуров, стандартные «участвовали ли вы в боевых действиях» и «есть ли у вас родственники за границей», Соня опять наткнулась на явно американский сектор анкеты: «Ваши жизненные цели и установки?» «Жить», – старательно вывела она. А что прикажете ответить? «Как вы позиционируете свою поездку в Америку? Она нужна вам для карьерного роста? Расширения кругозора?» и т. д. и т. п. И тут, особенно в свете того, что, простите за каламбур, Соне ничего не светило, она ответила честно, что хочет увидеть «бабу с факелом», убедиться в том, что нью-йоркская подземка действительно страшная и грязная, побывать на Бродвее и в Метрополитен-опера и, вообще, хочет, чтобы её нога постояла на континенте по другую сторону океана. Где никогда не бывали её родители, почти все родители родителей, а только прадедушка, расстрелянный в 1917 году. Ну и бабушка, но она мало что помнила, потому что в момент посещения Америки была слишком мала. В 1915 году Сонина бабушка была далеко не бабушкой, а совсем девочкой и было ей всего пять лет. И ещё Соня призналась анкете, что очень хочется хотя бы на пять минут войти под своды Гарвардского университета, потому что он в зубах уже навяз своей легендарностью, известной ей лишь из кино и книжек чуть не с самого раннего детства… Длинная графа получилась.
На вопрос «Курите ли вы?» с массой примечаний о том, что это никоим образом не отразится на решении (на воре шапка горит!), Соня, ни секунды не раздумывая, ответила: «Курю». И, ещё немного подумав, дописала: «Одну пачку в день… Минимум. Всякое ведь в жизни случается».
Ещё у неё поинтересовались, как она относится к гомосексуалистам, попросив уточнить отдельными пунктами лесбиянок, геев и бисексуалов. Не забыли уточнить «гражданскую позицию» по вопросу трансгендеров. Ниже следовал вопрос о мнении по поводу ВИЧ-инфицированных и заключённых… Перечитав пару раз, Соня аккуратненько вывела: «Мне всё равно, в какой цвет человек красит стены собственного дома, потому что я люблю Маркеса за «Сто лет одиночества». Для меня не имеет значения сексуальная ориентация и вероисповедание. А «вор должен сидеть в тюрьме!», но сострадание в пределах разумного никто не отменял. На всё остальное – воля Божья».