Вот истинные причины войны, и все попытки построить крепкий мир, не устранив сперва эти причины, обречены на провал. Тем более абсурдно пытаться достигнуть мира при помощи экономики, основанной на систематическом поощрении жадности и зависти — сил, толкающих человека к конфликтам.
Как же нам справиться с жадностью и завистью? Пожалуй, каждому следует начать с себя и стать менее жадным и завистливым; устоять перед соблазном сделать из роскоши потребности; и даже внимательно разобраться в своих потребностях и подумать, не можно ли их упростить и сократить. Если все это нам не по силам, то стоит хотя бы прекратить хвалить экономический «прогресс», явно чреватый крахом всей цивилизации, и оказать скромную посильную поддержку тем, кто без страха прослыть чудаками работает во имя ненасилия: защитникам природы и диких животных, экологам, отказавшимся от ядохимикатов и минеральных удобрений земледельцам, филантропам, садоводам и огородникам, и т. д. Крупица действий обычно ценнее целого воза теории.
Но чтобы заложить экономическое основание для мира, потребуется немало крупиц. Как не упасть духом при виде столь грандиозных препятствий? Более того, где найти силу преодолеть бушующую в себе жадность, зависть, ненависть и похоть?
Думаю, Ганди ответил на этот вопрос: «Необходимо признать и искренне уверовать в существование помимо тела вечной души. Ненасилие бесполезно без живой веры в Бога Любви».
Глава 3
Место экономической теории
Сказать, что будущее экономики зависит от экономистов, было бы преувеличением; между тем, огромное влияние экономистов и экономической теории на нашу жизнь несомненно. Сегодня человек озабочен решением именно экономических проблем, отсюда привилегированное положение экономической теории, решающей, что «экономично», а что — нет. Пожалуй, ни одна другая система критериев не оказывает столь сильного влияния на поведение отдельных людей, коллективов и даже правительств государств. Отсюда можно предположить, что экономисты, по-видимому, лучше всех разбираются в решении проблем современности и знают, как нам обустроить долговечное хозяйство, чтобы все жили в мире и достатке.
И все же, какое отношение имеет экономическая теория к проблемам, описанным в предыдущих главах? Вот экономист решает: эта деятельность «экономически эффективна», а эта — нет. В этой связи возникает два вопроса: во-первых, что стоит за понятием «экономическая эффективность»? И, во-вторых, позволяет ли критерий «экономической эффективности» принимать правильные решения и на их основании уверенно действовать?
Сделаем экскурс в историю экономической теории. Когда сто пятьдесят лет назад в Оксфордском университете встал вопрос об учреждении должности преподавателя политической экономии, многие уважаемые люди отнеслись к такому предложению весьма прохладно. Ректор Ориел Колледжа Эдвард Коплстон и вовсе не желал включать этот курс в учебный план университета, опасаясь, что новый предмет «подомнет под себя все остальные науки». Даже Генри Драммонд, ректор колледжа Элбьюри Парк, учредивший таки в 1825 году должность преподавателя политэкономии, выступил с заверениями, что университет будет «держать этот предмет в узде». Но уже первый профессор политэкономии, Насо Сениор, задумал перегрызть удила. В первой же лекции он заявил, что «новая наука станет самой увлекательной и полезной из всех гуманитарных наук» и заметил, что «для основной массы людей погоня за богатством является прекрасным способом самосовершенствования». Конечно же, не все экономисты были столь заносчивы. Джон Стюарт Милль (1806–1873) видел в политической экономии не «отдельную науку, но лишь частицу более обширного поля знания». «Это отрасль социальной философии, столь тесно переплетенная с другими общественными науками и столь сильно от них зависящая, что даже в экономической сфере ее выводы можно считать верными лишь условно». И даже Кейнс, противореча себе в том, что «алчность, корысть и осмотрительность должны еще ненадолго остаться нашими богами», предупреждает: «Не стоит преувеличивать важность экономических проблем и приносить в жертву якобы нуждам экономики высшие и неизменные человеческие ценности».
Но сегодня такое уже вряд ли услышишь. С ростом материального благосостояния экономическая теория стала востребована как никакая другая наука, а человечество только и думает об экономических проблемах. Правительства всех стран озабочены, можно даже сказать, одержимы, вопросами «здоровья экономики», «экономического роста», «конкурентоспособности экономики» и так далее. Вряд ли найдется слово более ругательное, чем «неэкономичный» или «экономически неэффективный». Стоит какую-либо деятельность окрестить экономически неэффективной, и люди с пеной у рта заявляют, что она не имеет права на существование. Все, что мешает экономическому росту, признается чем-то неприличным, а тех, кто остается верен своему «неэкономичному» делу, принимают за саботажников либо дураков. С другой стороны все, что неэтично и уродливо, растлевает душу и разрушает человека, угрожает миру во всем мире и благополучию будущих поколений, но при этом считается экономически эффективным, может существовать, расти и процветать.
Что же все-таки значит «экономически неэффективный» или «неэкономичный»? Большинство людей понимают под этим болезнь, которую надо побыстрее вылечить. Экономисту, как врачу, надлежит распознать симптомы этой болезни и затем — если повезет — умело ее вылечить. Правда, экономисты нередко ставят противоположные диагнозы и еще чаще прописывают разные лекарства, но это лишь подтверждает тот факт, что проблема экономической эффективности действительно сложна, а экономисты, как все простые смертные, могут ошибаться.
Но меня больше интересует научное значение термина «экономически неэффективный». Ответ однозначен: экономически неэффективно или неэкономично то, что не приносит адекватный денежный доход. Этот термин не может значить ничего другого, ибо таков метод экономической теории. Многочисленные попытки скрыть это привели к изрядной путанице, но факт остается фактом. Общество, коллектив или отдельные люди, конечно, могут действовать по каким-либо неэкономическим (социальным, эстетическим, этическим или политическим) соображениям, но от этого данная деятельность не станет экономичной. Другими словами, суждения экономической теории чрезвычайно ограниченны, из всего многообразия вопросов, на которые в реальной жизни необходимо ответить, прежде чем принять решение, экономическая теория дает ответ лишь на один вопрос: приносит ли деятельность денежный доход тем, кто ее предпринял, или нет.
Я специально выделил слова «тем, кто ее предпринял». Мы привыкли думать, будто экономическая теория выясняет, приносит ли деятельность определенной общественной группы доход всему обществу в целом. Однако чаще всего это вовсе не так. Даже государственные предприятия не рассматриваются с этой, более здравой, точки зрения. Напротив, каждое предприятие получает от государства финансовый план, обязательный к исполнению. И от предприятий требуют, чтобы они выполняли этот план, не обращая внимания на ущерб, наносимый их деятельностью другим предприятиям или секторам экономики. Мы верим — и эту веру разделяют все политические партии — что общественное богатство можно максимизировать, если каждая отрасль и предприятие, частное или государственное, будет стремиться «окупить» вложенные в производство средства. Но даже Адам Смит не был настолько уверен в «невидимой руке рынка», чтобы утверждать: «то, что хорошо для Дженерал Моторз, должно быть хорошо и для США».
Как бы там ни было, невозможно отрицать ограниченность заключений экономической теории. Даже в области экономических расчетов ее выводы неизбежно однобоки вследствие используемой методологии. Во-первых, она придает куда больший вес краткосрочным показателям, практически игнорируя показатели долгосрочные, ведь в долгосрочной перспективе, как жизнеутверждающе заявил Кейнс, мы все умрем. Во-вторых, экономические расчеты основаны на понятии стоимости, не отражающем ценности «бесплатных благ», например сотворенной Богом природы, за исключением ее частей, находящихся в частной собственности. Получается, что даже губительная для окружающей среды деятельность может считаться экономически эффективной, а сходная деятельность, часть дохода от которой направляется на охрану природы, — неэффективной.