Отчасти причиной, но также и следствием, стал и уникальный качественный скачок. Наши ученые и техники научились составлять вещества, не известные природе; перед многими из них природа, по сути, беззащитна. Не существует природных агентов, которые могли бы атаковать и расщепить их. Это как если бы аборигены были внезапно обстреляны пулеметным огнем — их луки и стрелы бесполезны. Своей почти магической эффективностью эти не известные природе вещества обязаны именно ее беззащитности. И то же самое относится к их опасному экологическому воздействию. Лишь в последние 20 лет или около того эти вещества появились в оптовых количествах. Поскольку у них нет природных врагов, они имеют тенденцию накапливаться, и, как известно, долгосрочные последствия такого накопления во многих отношениях крайне опасны, а в некоторых — совершенно непредсказуемы.
Другими словами, перемены как в количестве, так и в качестве осуществляемых человеком промышленных процессов, произошедших в последние 25 лет, породили совершенно новую ситуацию — ситуацию, ставшую итогом не наших неудач, а того, что мы считали нашими величайшими успехами. И это произошло столь внезапно, что мы едва ли обратили внимание на то, что стремительно изнашивали невосстановимые основные средства, а именно запас терпения, которым неизменно располагает милостивая природа.
Позвольте мне теперь вернуться к вопросу о «топливах из возобновляемых источников», с которым я прежде обошелся с несколько высокомерной небрежностью. Никто не говорит, что та всемирная промышленная система, которая предвидится в 2000 году, то есть через одно поколение, будет поддерживаться главным образом энергией воды или ветра. Нет, нам говорят, что мы стремительно движемся к ядерной эре. Разумеется, это уже не новая история. Мы слушаем ее более 20 лет, а доля ядерной энергии в общем объеме потребляемого топлива и энергии до сих пор ничтожно мала[20]. В 1970 году она составляла 2,7% в Великобритании, 0,6% в странах Европейского сообщества и 0,3% в Соединенных Штатах — и это если взять только наиболее развитые страны. Можно допустить, что запас терпения природы достаточен, чтобы она справилась со столь небольшим обложением. Однако даже сегодня найдется много людей, испытывающих по этому поводу глубокую обеспокоенность, а доктор Эдвард Д. Дэвид, советник президента Никсона по науке, говоря о хранении радиоактивных отходов, сообщил, что «становится дурно, когда думаешь о чем-то таком, что необходимо хранить в герметичном состоянии под землей в течение 25 ООО лет прежде, чем оно станет безопасным».
Как бы то ни было, я хочу высказать очень простое соображение: заменить тысячи миллионов тон ископаемых видов топлива, потребляемых каждый год, ядерной энергией означает «решить» проблему топлива, создав экологическую проблему таких чудовищных размеров, что «станет дурно» далеко не одному только доктору Дэвиду. Это означает решить проблему, переместив ее в другую область — чтобы там создать проблему бесконечно большую.
Уверен, что, высказав это, я столкнусь с другим, еще более смелым заявлением: а именно — ученые и техники будущего сумеют разработать столь совершенные предосторожности и правила безопасности, что использование, перевозка, переработка и хранение радиоактивных материалов во все больших количествах станут полностью безопасными; что, наконец, создание мирового сообщества, в котором никогда не будет случаться войн или гражданских волнений, станет задачей политиков и представителей социальных наук. И снова это будет означать решить проблему, переместив ее в другую область, в область повседневного человеческого поведения. И это подводит нас к третьей составляющей «природного капитала», который мы безрассудно транжирим, поскольку относимся к нему так, словно это доход, словно мы сделали его самостоятельно и легко можем возместить за счет нашей постоянно восхваляемой и стремительно растущей производительности.
Разве не очевидно, что наши текущие методы производства уже начали уничтожать саму субстанцию промышленного человека? Многим это вовсе не очевидно. Разве были, спрашивают они, наши дела когда-либо лучше, чем теперь, когда мы решили проблему производства? Разве не правда, что мы лучше одеты, накормлены, обеспечены жилищем — и лучше образованы! — чем когда-либо прежде? Разумеется, все это верно для большинства из тех, кто живет в богатых странах (но ни в коем случае не для всех). Но ничто из перечисленного не составляет того, что я подразумеваю под «субстанцией». Субстанцию человека нельзя измерить валовым национальным продуктом. Возможно, ее вообще нельзя измерить — разве что, увидеть определенные свидетельства ее утраты. Однако здесь не место углубляться в статистику таких свидетельств, как преступления, наркотическая зависимость, вандализм, расстройства психики, восстания и т.п. Статистика никогда ничего не доказывает.
20
В 2009 году она составила 2,8%. См.: Renewables 2011: Global Status Report. P. 17. —