Все изменилось в 1895 году, когда польский историк Бронислав Дембинский объявил, что обнаружил в берлинском архиве довольно интересные документы, связанные с деятельностью прусского канцлера Эвальда-Фридриха Герцберга. 24 апреля 1791 года канцлер направил рапорт королю Пруссии Фридриху-Вильгельму II. Герцберг сообщал, что к нему явился некий посланец «из Малороссии или Русской Украины, который называет себя Капнистом и который о себе говорит, что он владетельный дворянин в этом же крае». От имени жителей Малороссии посланец просил прусское правительство помочь им «сбросить русское ярмо». «Этот эмиссар, — писал канцлер, — имеет достаточно хороший вид и разговаривает со мной довольно приязненно. Все-таки, я ему сказал, что я не могу вмешиваться в предложения такого рода; что Ваша Милость также не захочет об этом слышать, пока Вы придерживаетесь мира с Россией; что если вспыхнет война, тогда им придется думать, что нужно сделать, чтобы искать и получить поддержку Вашего Величества».
Вместе с тем, Герцберг отмечал, что визитер вызвал у него некоторые сомнения: «Нужно остерегаться, не был ли эмиссар подослан русским двором и послан для зондирования тут почвы, хотя по нему этого не видно». Канцлер просил у короля указаний — следует ли продолжать переговоры?
Ответ монарха последовал на следующий день. «Я полностью разделяю Ваше мнение, — писал Фридрих-Вильгельм, — что не нужно доверять первому встречному, который приходит с планами, подобными тем, о которых Вы упоминаете — какому-то дворянину из Русской Украины по имени Капнист. Вы, очевидно, ответили ему очень хорошо, что в случае объявления войны надо будет посмотреть, будут ли его соотечественники иметь такие же намерения действовать, как они об этом говорят».
Получив такое распоряжение, Герцберг отказался от дальнейших контактов с «представителем Малороссии» и даже потрудился составить специальный комментарий на сей счет. «Король одобрил ответ, который я дал этому казацкому эмиссару Капнисту, — подчеркивал он. — Я сказал ему, что я не принимаю никакого участия в этом деле и не хочу в него впутываться; что только тогда, когда будет война между Пруссией и Россией, тогда казаки должны будут смотреть, хотят ли они обращаться к королю, но что мне было бы приятнее, если бы ко мне не обращались, так как я не люблю подстрекать недовольных».
Стоит заметить, что ранее канцлер ничего не сообщал о своей нелюбви к подстрекательству и вообще в комментарии его отповедь «Капнисту» представлена в форме категорического отказа, хотя изложенная в рапорте королю она больше напоминает уклончивый ответ. Как бы там ни было, на том дело и кончилось. Переговоры не возобновлялись.
Сообщение Дембинского вызвало неуемный восторг у украинских «национально сознательных» деятелей. Особенно у Михаила Грушевского. Хотя имя человека, назвавшегося Капнистом нигде в документах не фигурировало, а носителей этой фамилии в период, о котором шла речь, насчитывалось несколько (кроме Василия, его старшие братья — Петр и Николай), Михаил Сергеевич ничтоже сумняшеся заявил, что в Берлин ездил «бесспорно ни кто иной» как известный писатель Василий Капнист. «Правда, — признавал Грушевский, — с той стороны — каких-то политических протестов — он нам до сих пор неизвестен, но и вообще его роль в обществе тех времен известна нам очень мало».
С тех пор Михаил Грушевский стал именовать Василия Капниста «одним из выдающихся представителей украинской интеллигенции», а историки принялись тщательно изучать его жизнедеятельность. Но…
Но никаких следов пребывания писателя в Пруссии не обнаружилось. Не нашлось таких следов и в Польше, через которую Капнист неминуемо должен бы был проезжать. Не оказалось упоминаний о путешествии в Берлин также в семейных архивах Капнистов, как и в семейных преданиях. Потомки дворянского (к тому времени уже графского) рода только пожимали плечами. Мало того, позднее исследователи установили, что весной 1791 года Василий Капнист вообще не покидал пределов Украины. Это заставило некоторых историков предположить, что к Герцбергу обращался Петр Капнист, пребывавший в указанное время во Франции и оттуда, возможно (никаких доказательств тому, опять же, не было), съездивший в прусскую столицу. Однако и данная версия выглядела очень сомнительной.