Он рывком вернулся в сознание и тихонько заскулил. Первым делом бросился к телефону:
– Третий канал, пятая, слушаю, – весело щебетнула телефонистка.
– Мне службу безопасности президента, телефон...
– Иди в посольство, Гарри, иди в посольство. Спокойной ночи.
Он медленно положил трубку. Надо взять себя в руки! Подскочил к окну. Медленно отогнул край шторы. Под светом фонаря никого. В темноте, окружающей конус света, не видно ничего. Ну и ладно. Двери!!! Он метнулся в прихожую. Запер на засов двери. Снова к телефону.
– Третий канал, восьмая.
– Дайте мне полицию, срочно!
– Иди в посольство, Гарри, иди в посольство, – сказал другой, более низкий женский голос.
– Я Гарри Трумэн, советник президента...
– Гарри, не зли нас, иди в посольство.
Он бросил трубку. Снова выглянул в окно. Никого. Выходить на улицу не хотелось. Проклятые нацисты! Обложили со всех сторон! Есть от чего их не любить англичанам.
– Третий канал, первая.
– Это я, мне такси.
– Спи, Гарри, такси будет утром, чтобы ехать в посольство. Спокойной ночи, Гарри.
– Ну, я... мне...
– Спи, Гарри, сходишь завтра в посольство, и все кончится. Спокойной ночи, шалун.
Москва. Кремль
– Да, вот еще что... – Шапошников замялся, не зная, как сформулировать свое самое неприятное открытие. – Товарищ Сталин, товарищи. Наступление, как в Румынии, так и в Польше показало врожденную слабость управления войсками.
– Как это? – Сталин замер на полушаге за спинами членов Ставки.
Прошу понять меня правильно, товарищ Сталин. Управляемость Красной Армии на порядок лучше, чем у противника, не говоря уже о других армиях. Но, пока войска действуют по заранее разработанным планам, все идет блестяще. А как только вносится элемент неожиданности, а это, согласитесь, является неотъемлемой частью войны, корпуса в их сегодняшнем виде не могут проявить оперативность и гибкость. Как Жукову, так и Павлову, и Кирпоносу приходилось в сложные моменты брать на себя руководство войсками, до батальона включительно, минуя корпусное и дивизионное звено управления.
Сталин устало опустился на свой стул. Произнес одно слово:
– Почему?
– Видимо, дело все-таки не в массе войск и вооружения, как мы считали ранее. В соприкосновение с противни ком входят только передовые части, остальные без толку месят грязь сзади, не помогая передовым громить врага. А когда передовые повыбиты, они занимают их место, и все повторяется вновь. Нет той лавины огня, на которую мы рассчитывали до войны. Плюс к тому наши высшие командиры ещё не научились в должной мере управлять такими сложными организмами.
– А почему это раньше не могли выяснить! Что вы предлагаете?
– Сейчас, как я говорил, у нас будет впереди оперативная пауза. На это время запланировано много мероприятии, такие как введение «Гвардии», новой формы обмундирования, включая погоны. Предлагаю, используя этот случай, вновь ввести бригадную организацию армии. Хотя бы для мехкорпусов...
– Вы представляете себе объем работы! Да еще в воюющей армии! А последствия потери управления в результате этой реорганизации, а я бы сказал, дезорганизации!
Тускло блеснуло пенсне Лаврентия Павловича, в воздухе отчетливо потянуло лагерным дымком...
– Дезорганизации не будет. Объем работы представляем, на то мы и Генштаб. А реорганизацию будем делать по такому плану...
– У вас что, уже и план есть?
– Конечно, обязательно.
– Ну, так доложите его всем присутствующим...
... план был принят единогласно. Воздержавшихся не было. Как и тех, кто остался бы без своего участка работы и без ответственности за результат на этом участке.
– Хорошо, так и будем действовать. Все свободны. – Сталин сделал паузу. – Товарищ Вакуленко, подождите в приемной. Товарищ Жуков, а вас я попрошу задержаться.
Когда все вышли, Сталин обошел стол заседаний, сел напротив неестественно прямо сидящего Жукова, начал набивать трубку, искоса поглядывая на генерала.