– Сандро, скажи этим доброхотам, чтобы механика мне не спаивали. Если помочь хотят, пусть скажут, все подземелье обрушилось или нет. Нам вытягивать его танками. Не провалимся еще раз?
– Они не знают, Игорь. Видно, подземелье очень старое.
– А клад там есть? – поинтересовался заряжающий.
– Константинов! Иди, снимай тросы. Что у тебя на лбу?
– Треснулся об пушку, когда упали. Хорошо, в шлемофоне, а так бы шишкой не отделался.
– Давай, тащи тросы.
Словакия
Группа Чернышкова высадилась в лесном массиве под Брагиславой. Ночные прыжки на лес раньше отрабатывались многократно. Главное тут – не усесться, как на кол, на верхушку дерева, а падая вдоль ствола, не выколоть глаза, не распороть сучьями живот. Да парашюты, которые зацепились за верхушки, могут выдать. Поэтому и парашюты особые. Висишь в нескольких метрах над землей. Висишь хорошо, прочно. Нужно раскачаться, дотянуться до ствола, с помощью ремня, похожего на страховочный ремень электрика-высотника, привязаться к дереву. Затем выщелкнуть зачекованные карабины, соединяющие «упряжь», которой обвит парашютист, и стропы, но стропы далеко от себя не отпускать. Спичкой, толщиной с карандаш, поджечь стропу зеленого цвета. Огонь, словно по бикфордову шнуру, убегает вверх. Ткань парашюта, шелк, пропитанный черт знает чем, загорается почти без вспышки.
Конечно, есть опасность обнаружения. Но на то мы и Осназ, чтобы рисковать. Хотя опасность для диверсанта больше, если днем заметят полотнища парашютов на деревьях. А ночные вспышки в летнем лесу – то ли зарницы, то ли обман зрения.
Приземлились без происшествий. Собрали снаряжение, закопали остатки парашютной подвески. Пора работать.
Методы работы советских разведывательно-диверсионных групп просты и надежны. Советский офицер не ломится в офицерское казино, нарядившись мистером Икс, не лакает водку стаканами и не требует на закуску советский шоколад фабрики «Рот фронт». Не ломится потом под благовидным предлогом в штаб, круша по пути челюсти, и не улетает на самолете, заблаговременно спрятанном на крыше этого штаба.
Действия были гораздо проще. Рассыпавшись по городу под видом типичных жителей Братиславы или ее гостей, поговорили с дворниками, официантами, портье, почтальонами, прочими незаметными людьми. Почитали местную прессу, особенно раздел поздравлений и рекламы. И через два часа уже знали все что нужно о немецких химчастях, стоящих в разных районах города. Когда, где, кто, что, почему, зачем и сколько – на десятки вопросов были получены четкие и недвусмысленные ответы.
Чернышкову оставалось только выбрать один из нескольких продуманных заранее алгоритмов решения задачи, наполнить сухую схему подробностями, уточнить давно отработанные роли. Потом проверить все на практике, уточнить хронометраж. Подготовка операции «Разбитый горшок» перешла в заключительную фазу.
– Товарищ старший лейтенант, – обратился к Чернышкову лейтенант Пилипенко, громила с фигурой и лицом борца-вольника абсолютной весовой категории, – а почему операция названа «Разбитый горшок»?
– Думай, Пилипенко, думай!
– Ну, не знаю.
– Лейтенант Пилипенко! Приказываю разгадать смысл названия операции.
– Есть. Значит, так. Разбитый.... Это значит, мы его разбить должны. Логично?
– Логично.
– Далее... – он призадумался. – Немецкие химчасти носят опознавательный знак – желтый ночной горшок... следовательно, если я догадался, то и немцы могут нас расшифровать! – неожиданно заключил он.
– О названии операции знают я, ты, товарищ Сталин, товарищ Берия, товарищ Голиков. Кто из нас может проговориться?
– Уверен, что никто.
– А я?
– Да что вы, товарищ старший лейтенант! Я в вас уверен больше, чем в себе!
– А зря. Знаешь анекдот?
В загородном домике, в зале которого сидели на полу над картами двенадцать человек, стало тихо.
– Что, черти, подслушиваете? Ладно, слушайте. Стоит часовой на посту. Ночь, пурга завывает. К часовому прямо через забор лезет командир полка. Ну, часовой, неграмотный парень из Туркестана, узнал его, встал по стойке «смирно». Тот подошел, ругает его, мол, ты такой-сякой, разэтакий, Устав не знаешь, кого должен подпускать к себе часовой?! Часовой ему: «Так это же ты, командира!» Тот опять: «А откуда ты знаешь, что я командир твой, может, я шпион, диверсант какой?» Выстрел. Туркмен качает головой: «Вот, гад какой, шпиён, а как на нашего командиру похож!»