Когда она ощутила себя снова, ветер дул в лицо, а в руки через руль пробивалась вибрация мотора. Она куда-то гнала, выжимая из крошечной машинки все ее мышиные силы.
Так… поворот опять проехала…
Когда она поняла это, то испытала вдруг странное облегчение. Всей душой ей хотелось домой, домой, и прижаться к Барбаре, которая просит звать ее Варей, и захныкать, и услышать ее басовитое: «Доченька… « Но она удалялась от дома и была горда собой, чудовищно горда, что смогла, сумела…
Что-то творилось у нее в голове, но это были словно бы сны: вот только что все было, а уже ничего не помню… а теперь другое — и тоже мимо…
Юлька свернула направо в долгий тошнотный восходящий вираж дорожной развязки и поняла, что съезжает с шоссе и делает в конечном итоге поворот налево, но куда? Автопилот знал, только не заботился сообщить. Может быть, у него сломалась рация.
Она проехала километра два или три по прямой, хотя и узкой дороге, а потом свернула вообще на какую-то тропинку, ведущую влево-вперед-вниз, совсем темную и не по-американски выщербленную. Она не узнавала эту дорогу и не знала, кто ее по ней вез. Раза два мотороллер подбрасывало так, что руль только чудом не вырывало из рук. Надо притормозить, подумала она, — и тот, кто ее вез, стал тормозить.
Потом вдруг оказалось — как-то сразу, — что мотороллер увяз в куче песка, и его надо тащить на руках, но куда? Было совершенно темно. А может, я умерла, спокойно подумала Юлька. Но все равно машинку надо вытащить, она-то не виновата…
Юлька вытащила машинку и только тут поняла, что все понимает, все чувствует — и страшно, панически боится. Кто-то настигает ее сзади и сейчас метнется из темноты, и надо успеть… надо что-то успеть…
Включить фару.
Включила. Тускловатое желто-розовое пятнышко перед колесом. Дальний свет… почти то же самое.
Но, как ни странно, это помогло ей сориентироваться. Теперь она четко знала, куда ее занесло. Впрочем, что значит — занесло? Просто действия по плану «нумер какой-то там»… Эта дорога, почти тропа, вела в Кливлендский лес, к площадке для пикников и оборудованной трассе для чокнутых велосипедистов. А от этой трассы шла просто пешеходная — а может быть, и конная — тропа, которая и нужна была Юльке…
Или я в панике? — строго спросила она у себя.
Будешь тут в панике… Снова вспомнились те двое — которые выскользнули из темноты и пошли точно по ее следу… и еще — жуткая сонливость… и еще… было что-то еще.
Так. Стоп. Главное. Домой нельзя. Ни под каким видом. И надо отдохнуть. А для этого — добраться…
Еще чуть-чуть. Еще совсем чуть-чуть.
Каких-то полчаса.
Садимся… едем.
И она села и поехала. Дорога сразу же рухнула в черноту, что-то менялось и прыгало впереди, а потом — полукруг вывески, фальшивый вигвам и фальшивый индеец с томагавком, похожим на флажок, потом под колесами упругое и шершавое, прыжок… медленнее, медленнее… и вот меж двух огромных камней простая дорожка, и дальше стволы, стволы…
Резко вниз, резко вверх… приехали.
Юлька из последних сил спрятала мотороллер в орешнике (или не орешнике?.. в конце концов, не важно… может быть, это такой орешник), полностью отключила питание, просто выдернув аккумулятор из гнезда (на всякий случай), подхватила пакет с одежкой и клюшки (как не растеряла по дороге…) и медленно поплелась дальше. Как всегда после долгой езды казалось, что стоишь на месте, впустую перебирая ногами.
Но все равно куда-то в конце концов приходишь.
Вот оно…
Кто-то когда-то непонятно для чего соорудил на могучей развилке сука этого не менее могучего дерева домик — на высоте этак метров семи или восьми. Две недели назад, гоняя своих ребятишек по лесу, Юлька на этот домик наткнулась.
Чтобы забраться туда, нужно было сообразить одну хитрую штуку, и Юлька сообразила — и забралась, разумеется. Домик давно пустовал. Она запомнила его — хотя и не думала, что когда-нибудь пригодится. Однако же вот пригодилось…
Она перекинула через плечо сумку с клюшками, аккумулятор и пакет с одежкой сунула за пазуху — и полезла вверх. Как специально, чтобы помочь, выскочила луна, немного посветила, спряталась. Юлька на четвереньках пробралась в домик, растянулась на дощатом полу, достала винтовку, откинула приклад, зарядила, обняла, уснула.
Ей снилась безумная гонка по какому-то захламленному дому, потом лыжи, снег и солнце, а потом пришел Пол.
Глава четвертая
Санкт-Петербург, Россия. 23. 07. 2015, вечер
Вита и Кеша лежали на широком диване голова к голове, но под углом друг к другу, чтобы было удобно держаться за руки — или наоборот, отпустить друг друга и лечь совершенно свободно. И расслабиться. И закрыть глаза.
Через некоторое время все вокруг становилось синим и прозрачным. Это и было «внутрри». Их собственное Виты с Кешей «внутрри». Синий цвет мог меняться — иногда это имело свой смысл, иногда о чем-то говорило, иногда просто контрастно подсвечивало картинку. Еще исчезало ощущение тела — кроме того пятачка у виска, где соприкасались их головы — и, иногда, подвижной Кешиной ладошки, откуда Вите в ладонь буквально извергалось тепло.
Это не было телепатией кокона Свободных (который, надо сказать, на поверхности планеты изрядно глючил). Это не было работой внедренного кем-то когда-то наночипа, которому недавно придумали наконец свое название и который был виновником известной землянам телепатии. Это не было эмпатией эрхшшаа, хотя и базировалось на ней. Кеша и Вита строили новый язык. Не в смысле «эсперанто», а в смысле нового способа общения. Или старого, но потерянного. Потому что первичный, до «раскрытия», язык маленьких эрхшшаа развивается естественным образом, а потом у них появляется (вернее, внедряется) формальная звуковая речь, основы которой вбиты прямо в наследственную память. После «раскрытия» молодые котята доучивали язык (так сказать, расширенную версию) уже обычным способом: с родителями и учителями, в общении с другими эрхшшаа разных возрастов. Полгода в поясе астероидов позволили Кеше наверстать этот пробел в образовании. Но именно тогда и выяснилось, что раннее, спровоцированное стрессом «раскрытие» и массированное воздействие людей привели к тому, что атавистическая сигнальная система не отключилась, как ей это положено, а желает развиваться дальше.