Пронесло…
Остальные к вечеру смогли предъявить разнообразные царапины, затейливо раскрашенные меркурохромом, четыре ссаженные коленки, два локтя и аккуратно, словно по шву, распоротую вдоль спины рубашку. Зато как они всем этим друг перед другом хвастались!
Чемпионом в один голос признали Ричи. Несмотря на падение, он потом трижды обошел площадку, не коснувшись земли. А у Юльки появилось оправдание почаще смотреть в его сторону. До сих пор она себя удерживала изо всех сил — и от зряшного дерганья-беспокойства, и от воспитательных нотаций. Дело было в том, что… Ну, ерунда девчоночья, конечно, только Ричи был чертовски похож на детские фотографии Пола, и, глядя на него, Юлька все представляла, каким получится их ребенок. Ну, в смысле, может получиться. Но ведь может и таким? Хотя сейчас будущий ребенок измерялся считанными сантиметрами, и там не то что коленок не разглядеть, а и голову от туловища не отличить.
Немерено возгордившиеся собой скауты приставали к ней всю дорогу до костровой площади: а что будем делать завтра? На время? Командами? Эстафету?
Юлька загадочно улыбалась. На самом деле она пока ничего не придумала и полагалась на вдохновение. Надо будет сегодня обсудить эту тему с Фазерсом, старшим воспитателем, и, может быть, получить нагоняй за излишнюю самонадеянность, а может быть, и дельный совет. В конце концов, эта штука ничуть не травматичнее футбола…
Футбол на деревьях? Она покрутила эту идею и решила, что слишком смело. А если…
На костровую они чуть запоздали, поэтому подходили не строем, а гуськом и на цыпочках, чтобы не мешать остальным. У флага кто-то произносил речь. Выйдя из-за чужих спин, Юлька… Нет, Юлька ничего особенного не сделала. Не она, а Рита Симонс автоматом заняла свое место во главе отряда (который с грехом пополам изобразил подобие шеренги) и попыталась вслушаться.
— …это даже не испытание. Я повторяю, здесь нет и не может быть никакой обиды. Ваш воспитатель говорил сейчас, что это можно сравнить с талантами в разных областях — один очень быстро бегает, другой разводит костер под дождем, третий решает в уме любые задачи… Но он несколько ошибся. Скорее эту особенность можно сравнить с цветом глаз, или формой лица, или толщиной костей скелета. От вас ничего не зависит. Просто те, кто обладает этой довольно редкой особенностью, смогут участвовать в спасении Земли. Нашей с вами Земли. Не буду обманывать, им не придется подвергаться никакой опасности, даже случайной, но от этого их помощь не станет менее важной. Сегодня я нашел четверых. Надеюсь найти больше. Я никуда их не заберу, они останутся рядом с вами, я буду приезжать специально для занятий. И я очень прошу вас: постарайтесь относиться к ним так, словно ничего особенного не произошло. Они остались вашими товарищами. Просто у них появились некоторые дополнительные обязанности. Что поделать, все мы растем, и время приносит нам только новые задачи и необходимость учиться, чтобы решать их.
Вот примерно так он и завершил свое выступление. И пока он говорил, Юлька неотрывно смотрела на четверых пацанов, стоявших рядом с ним, чуть позади. Ничего, казалось, особенного в них не нашлось бы — кроме того, как они смотрели и как они слушали. Во всем мире для них не было ничего важнее этого седого марцала.
Точно так же она сама смотрела на Барса. Совсем недавно. Готовая взорвать для него целый город. Готовая сделать вид, что взорвет целый город. Разницы-то особой не было. Главное — решить, что этого человека — нет, не человека — марцала! — нужно слушаться во всем и можно доверять ему бездумно и беспредельно, а уж потом…
Седого марцала звали Ургон. Это она узнала в тот же вечер. За неделю она узнала еще, что он приезжает на личном автомобиле, занятия ведет по четыре часа, в каждый приезд добирает в свой отряд одного-двух новичков.
Чему он может их учить? Этого она узнать не смогла. Спрашивать «избранных» было глупо — они бы заложили ее своему хозяину в ту же секунду…
Чему?
Перед глазами, заслоняя знакомые ребячьи лица, все время всплывали те трое — Пьер, Антуан и… третьего она забыла, вот ведь дурость, переиначить имена на французский манер, а уж как они этот французский калечили… Их толком и не учили ничему, их снарядили — как взрыватель, — взвели и пустили в ход.
— Миссис Симонс, а вы нам сегодня расскажете про марцалов?
— Нет, матрос, не сегодня.
Сегодня она не готова. Она может сказать правду — а к этому не готовы они. Ей никто не верил про готовившийся взрыв Питера. То есть никто посторонний. Даже Пол, кажется, решил, что это кошмар, вызванный стрессом. И в бумагах, пришедших из Министерства обороны, ничего про это не было, только обтекаемая формулировка про психическую травму, вызванную несанкционированным участием в эксперименте, проводимом марцальскими союзниками. Все переврали. И с этим лучше не спорить, если не хочешь в психушку. Если ты один знаешь правду, в которую никто не хочет верить, проще изолировать одного тебя, не так ли?
А она знала! И она ни за что не позволила бы себе забыть лица тех двух девочек из «Букета», не знакомых, не подруг, но товарищей по отряду… вернее, только одно лицо, потому что второе было обезображено «прижигалкой».
Чему-то ведь учили этих девочек «марцальские союзники»? До того, как использовать и пустить на слом. Отработавшее оборудование…
Так чему он их учит, этих ребятишек, внезапно повзрослевших и — что бы там ни болтали восторженно вслед за марцалом воспитатели — уже отделившихся от всех остальных?