Но даже выдав такое признание вслух, я все равно в него не верю. Он не сволочь. Отец наверняка был замечательным человеком.
Я со стуком опускаю голову на каменную плиту и закрываю глаза.
Стоит середина лета, а я привычно мерзну и выжата как лимон после долгого перелета из Нью-Йорка в Дублин. А еще — после сорокапятиминутного спора с регистратором хостела, потому что с сайта моя бронь пропала, а свободных номеров у них не осталось. Закинув свой небольшой чемоданчик в отель около Темпл-бар, я приняла душ, съела полпачки засохших чипсов из мини-бара и ужаснулась счету, который мне придется оплатить за непредвиденную смену жилья, что, несомненно, на корню пресечет мою мечту обновить камеру перед отъездом в колледж.
А потом еще мама позвонила, сообщив в своей фирменной тактичной манере, что после поездки в Ирландию домой я могу не возвращаться.
— Что это вообще такое? — потребовала она объяснений. — Во-первых, он умер. Во-вторых, жила ты без него и прекрасно жила бы дальше. Уж тут поверь мне на слово, солнышко.
— Легко тебе говорить. Ты так и не позволила мне выяснить это самой.
— Он был пьяницей, дармоедом и жутким бабником.
— А еще талантливым и смешным и каждый год присылал мне подарки на Рождество и дни рождения. И его дары были занимательнее твоих подарочных сертификатов в «Сефору» и сыворотки для роста бровей, — буркнула я.
— Прошу прощения, я хотела, чтобы у тебя были полезные вещи. На них ты могла приобрести отличный тональник, чтобы замазать родимое пятно. Легко быть прикольным родителем, не участвуя в воспитании дочери! — фыркнула мать. — Ты ищешь свою сводную сестру? Спорим, она живет в расфуфыренном доме? Деньги ведь кому-то достались.
Так она намекала, что деньги наверняка достались не мне.
Я хотела найти сводную сестру, но не знала, с чего начать. Если честно, поездка вообще вышла спонтанной. Мне вдруг захотелось побывать в стране, где похоронен папа. И чего я ждала? Некой магической родственной связи с этим холодным камнем под головой? Возможно. Но вслух никогда не признаюсь.
— Все сказала, мам?
— Попрошу не разговаривать со мной в подобном тоне, юная леди. Я жизнь положила на твое воспитание, пока он лишь пропивал твое наследство.
Я фыркнула.
Деньги, деньги, деньги. Все разговоры только о деньгах.
— Поверить не могу, что его похоронили рядом с церковью, — задумчиво произнесла мама. — Надеюсь, трава, как его сердце, не почернеет.
Выдав череду жалоб по поводу своих слишком заметных недавно мелированных прядей и выжав из меня обещание купить в дьюти-фри на обратном пути блок «Парламента», мать повесила трубку.
И вот я здесь, сижу на кладбище посреди Дублина и пялюсь на серую белку, которая глазеет на пачку чипсов, торчащую из моего рюкзака. Завидую меховому покрову зверька. Я всерьез подумываю, что с удовольствием бы ходила в меховой шубке, только бы спрятаться от вечного холода.
— Да они даже невкусные. Зачем мариновать чипсы? Дикость какая-то. — Я вытаскиваю пачку из рюкзака, достаю кусочек и бросаю белке. От страха она отпрыгивает, но через секунду робко крадется к угощению. Животное нюхает пластинку, хватает крохотными коготками и удирает на ближайшее дерево.
— Там, откуда я родом, тебя бы арестовали за пособничество убийце, — раздается за моей спиной дребезжащий голос.
Я резко оборачиваюсь. В нескольких шагах от отцовской могилы стоит священник: черная ряса, большой крест, осуждающее выражение а-ля «все вы — грешники». Все как положено. Я вскакиваю, поднимаю сумку с телефоном и поворачиваюсь к нему. Ну что же, не такой уж он и пугающий, но из-за скитания по чужой стране в круглом одиночестве я остро ощущаю, насколько сейчас уязвима.
— Ну-ну.
Спрятав руки за спину, мужчина медленно спускается по зеленому холму, в котором захоронен мой отец. Священник выглядит так, словно пережил обе Мировые войны, эпоху Ренессанса… и вторжение Ганнибала в Италию.
— Не бойся, в этом нет необходимости. Полагаю, ты совсем не осведомлена о серых белках и их тайных замыслах.
Он встает за отцовским памятником и долго смотрит на выделяющееся родимое пятно у меня на виске. Ненавижу, когда люди так делают, так откровенно пялятся. Именно потому что родинка больше похожа на шрам. Она в форме полумесяца и почему-то бледнее моего привычного мертвенного оттенка кожи. Мама постоянно предлагает избавиться от пятна.
«Давай замажем. Удалим лазером».
Священник смотрит на родимое пятно, и в его глазах появляется странный блеск. У мужчины пышные белые волосы и лицо, на котором отпечатался возраст. Веки такие морщинистые, что глаз не видно. Не могу даже понять, какого они цвета.