Николай Валентинов
Малознакомый Ленин
От издателей
Того, сколько на ленинскую тему мы за семьдесят лет успели написать, нарисовать, налепить, наснимать, наговорить, научреждать, история еще не видела. Чтобы понять, до каких высот мы добрались, подставим любое из знаменитейших исторических имен в уже привычные нашему слуху словесные конструкции. Скажем, имя Юлия Цезаря. Предположим, например, что, приехав в Италию, в город Цезарск, мы спускаемся в Цезарский ордена Цезаря метрополитен имени Гая Юлия Цезаря, чтобы добраться до станции «Цезарский проспект». Невероятное нагромождение? Но почему? Почему бы нам не представить себе Рональда Рейгана, надевшего на празднование Дня Независимости десяток совершенно одинаковых орденов с профилем Вашингтона? Смешно? Но отчего? Ведь у Брежнева, Устинова и Кунаева было на троих 27 совершенно одинаковых орденов с одним и тем же профилем. Да кабы только метро или только ордена… Но ведь наша лениниана была хуже эпидемии: и высшие премии были Ленинскими, и высшие стипендии — Ленинскими, и школьная малышня только что называлась юными ленинцами, и комсомол был ленинским (а ленинаканский или ленинабадский уже как бы в квадрате), и ленинские чтения проводились, конечно, в ленинских комнатах, и царили в Ленинграде Ленобувь и Леновощ, Ленторгтранс и ЛенГИПРОчтоугодно. Где там Цезарю, где Наполеону, где Будде! Несчитанные миллионы бюстов Ленина еще многие столетия будут кочевать по земле, и наши потомки-роботы, когда уже и людей, наверное, не останется, из-под земли будут выкапывать своими электронными клешнями все одну и ту же голову с прищуром. Да и не заканчивается эта наша лениниана, отнюдь еще не заканчивается. Даже сейчас, когда последняя империя агонизирует, распадаясь на части, и вот-вот вспыхнет война из-за дальнейшей судьбы мавзолея, когда уже всем ясно, что ни одно из краеугольных предвидений основателя партии и государства не только не сбылось, но даже не оказалось хоть приблизительно похожим на правду, мы вдруг видим новехонькие двухсотрублевки (выпускаемые уже после путча, после роспуска КПСС) все равно почему-то опять с профилем Ленина. Это значит — еще миллиард портретов. И Верховный Совет России (уже хасбулатовский) утверждает государственным старый российский флаг на фоне огромной белой фигуры Ленина…
Да, ритуал посмертного величания давно уже, кажется, доведен до своего апогея. Давно нет воздуха в легких, даже самые ярые, самые неистовые апологеты всё уже выкрикнули, мастера пропаганды все, что нужно, подсластили, подрумянили, подретушировали, все что можно разыскать — разыскали, чего не могли разыскать — напридумывали, что нашли ненужного — надежно упрятали. Страну покрыла сеть музеев, мемориалов, ленинских маршрутов. Оберегались исторические квартиры, расширялись исторические площади, реконструировались исторические шалаши и исторические шатуны на историческом паровозе. Но труд был воистину Сизифов. Теперь этой глыбе непомерного посмертного чествования катиться вниз. Уже началась кампания переименований, кое-где на окраинах валят памятники, пресеклись, надо думать, персональные пайки пятиюродных племянников, а также долгожителей из тех четырехсот, что несли одно и то же историческое бревно. «Аргументы и факты» сообщили, что да, действительно был такой факт — мумия однажды плесневела, но ее вовремя обдали кипятком… И «Пятое колесо» долго и весело исследовало, не был ли Ленин грибом.
Издатели этой книги не хотели бы присоединяться к антилениниане такого толка. Комические, анекдотичные и попросту скандальные аспекты можно очень легко разыскать всюду, где человека (или его память) ставят в ложное положение: а вся наша отечественная лениниана — от сооружения мавзолея до сокрытия части переписки Ленина, — собственно, ничем иным, кроме спекуляции на имени № 1, и не занималась. Но нас интересует не право на компрометацию, а черты психологического образа истинного В. И. Ленина в постепенном его развитии и становлении. Книга Н. Валентинова, предлагаемая нами отечественному читателю, дает в этом смысле несравненный фактический материал.
На что жил Ленин с тех пор, как покинул родительский дом, на какие средства учился, на какие деньги ездил за границу, каковы были условия его существования в ссылках, что за отношения соединяли его с родными и единомышленниками, находились ли в гармонии его взгляды с тем образом жизни, который он вел, и, что нам кажется, может быть, самым главным, хотел ли он и готов ли был сам жить той именно жизнью, которую с таким фанатичным упорством, с такой страстью готовил как единственно возможную для других?