— Ради бога, скажи, что это за Гат?
— Сначала дай мне ответить на твой первый вопрос. — Он рассмеялся. — Минтофф — Дом Минтофф — лидер лейбористской партии, в течение многих лет остававшийся на посту премьер-министра. В середине пятидесятых он руководил Мальтой, насколько я помню. Человек Минтоффа, как я предполагаю, — это его единомышленник. Минтофф, как поговаривали некоторые, был политиком-романтиком. Сегодня он считал, что ты его друг, а завтра — что злейший враг. После войны Минтофф сразу же хотел присоединить Мальту к Великобритании, чтобы иметь представителей в Палате общин со всеми вытекающими последствиями. Он провел по этому вопросу референдум, и большинство мальтийцев тогда проголосовали за присоединение, но британцы отнеслись весьма прохладно к этой идее. Тогда Минтофф отдалился от британцев и стал выдвигать идею независимости. Мальта обрела самостоятельность в 1964 году, если не ошибаюсь. Если тебе доведется вступить с кем-нибудь в политическую дискуссию, хотя и не советую это делать, ты обнаружишь, что политика на Мальте — это очень животрепещущая тема.
— Это объясняет, почему Ёжик счел Джованни предателем, когда тот изменил свою политическую ориентацию.
— Я понятия не имею, кто такой Джованни, и никогда ничего не слышал, что там тебе наговорил какой-то Ёжик, но суть проблемы верна. Политика на Мальте поделила целые сообщества, и время от времени там случаются всплески насилия. Но ладно, я и так тебе все уши прожужжал. Пора освободить линию.
— Не торопись, Алекс! Что такое Гат?
— Видишь ли, Гат — это глухая улица в Валлетте, единственное место, где рыцарям дозволялось устраивать дуэли. Ты заметила, что некоторые улицы в городе с крупными подъемами выложены ступенчато? Только так рыцари в полном вооружении взбирались по крутому склону. Ступени как раз рассчитаны на шаг рыцаря в доспехах. Позднее улица стала местом таверн и кабаков. Ты можешь там навлечь на себя множество бед, если не позаботишься о своей безопасности. Представляю, как там сейчас все привели в порядок с момента моего последнего захода на Мальту. — Алекс шумно выдохнул в трубку и замолк.
— Алекс! Ты открылся мне с совершенно новой стороны, о которой я даже не догадывалась, — рассмеялась я.
— Дорогая, умоляю, держись подальше от не касающихся тебя тревог и забот. Будь умницей! — сказал он и закончил разговор.
* * *Я передала Робу суть своего разговора с Алексом, сделав акцент на политических распрях. Роб притих, пока я говорила, видимо, потому, что рассказ о своих ранениях каким-то образом расстроил его. Я приняла его молчание как должное и приступила к обдумыванию наших последующих действий.
— Наверное, нам необходимо переговорить с парнем по имени Джованни — закадычным другом Мартина Галеа. Может статься, что убийство носит политический характер. Уверена, что будет не очень сложно добиться встречи с членом кабинета министров. Возможно, он тоже входил в список приглашенных гостей на предстоящем рауте в доме Галеа. Может быть, даже помог ему устроить все это.
— Сомневаюсь, что Галициа имеет какое-либо отношение ко всему этому. Думаю, легче будет попросить аудиенцию в кабинете министров, чем вступить с ним в контакт, — ответил Роб.
Я почувствовала покровительственные нотки в его ответе, и это раздразнило меня. Мысль провести свое маленькое расследование без его ведома не давала мне покоя.
Свои следующие слова он произнес безо всякого высокомерия, но мне показалось, что он прочитал мои мысли.
— Полезно вспомнить слова Джорджа Бернарда Шоу из «Человека и сверхчеловека» о том, что ад полон дилетантов. Надеюсь, вы уловили смысл высказывания?
«Боже мой! — подумала я. — Ну и зануда этот коп! Сначала Умберто Эко, затем Бернард Шоу. Может быть, он и способен участвовать в цивилизованной беседе, но только не сегодня». Не в состоянии снести его пренебрежения я сказала достаточно громко:
— И вам тоже не мешало бы запомнить китайскую пословицу о том, что мужчина не должен злить женщину, поскольку во время сна ему придется закрыть глаза.
— Во время сна? Это вы спите на огромной кровати под пуховым одеялом! А я корчусь на этой мерзкой койке, которая старше, старше… Как вы называете эти храмы, вокруг которых все время ходите? Неолитические? Нет, они даже старше… относятся к раннему неолиту. Вот и моя койка такая же! — выпалил Роб.
— Эти храмы относятся к палеолиту, — слащаво улыбнулась я. — Тупица!
Резко развернувшись, я поднялась к себе в комнату и хлопнула дверью, стараясь убедить себя при этом, что не грохнула ею, а просто плотно закрыла. Все свои мысли я обратила к Лукасу: милый, добрый и тактичный! Конечно же, он не лишен недостатков, как любой из нас. После нашей двухлетней связи Лукас стал спокойнее и немного загадочней. Какая-то часть его «я» держалась в тени. Например, его политические убеждения в тот достопамятный вечер стали для меня настоящим откровением. Я знала, что Лукас разделяет взгляды какой-то радикальной оппозиционной группировки, борющейся за права коренных жителей Мексики, но насколько она радикальная и как сильно он вовлечен в борьбу, я не догадывалась. Я и не спрашивала только потому, что была уверена, что он ничего не расскажет. Но по сравнению с Лучкой Лукас был просто принцем.
* * *В ту ночь мне приснилось, что мы с канадским копом танцуем вальс. Мы находились в толпе людей, среди которых я заметила Мартина Галеа, Анну Стенхоуп и ее Виктора, Софию, семейство Фарруджиа, Винсента Табоне. Даже Ёжик затесался в толпу. Мы танцевали в большом кругу перед храмом Мнайдра. Стояла глубокая ночь, но нас освещал прожектор.
Время от времени движения танца приводили нас в центр круга, мы смеялись и кружились до изнеможения. В общем, настоящая идиллия. Но потом музыка вдруг изменилась, движения танцующих пар стали стремительнее и резче, и нас разлучили. Где-то в глубине сердца я почувствовала таящуюся в этом угрозу.
Ужасная тьма поглотила камни и объяла ноги танцующих людей, постепенно проникая и в наши души. Во сне мне было знамение, что это Ахриман — древний персидский бог подземного мира, воплощение настоящего дьявола.
Я не могла остановить танец.
Глава одиннадцатая
Разве ты забыл, что такое быть рыцарем? Что стало с клятвами, которые вы давали, с жертвоприношениями, которые вы обещали, с доблестью, которую вы должны были проявлять? Взгляните на себя, сквернословящие драчуны, похотливые дуэлянты! Вы внушаете омерзение! Скоро вас, опорочивших себя, разжалуют и изгонят с моих берегов! Вы этого заслуживаете!
За ночь разворотили временный склад со всей экипировкой для представления, а наутро на место происшествия вызвали Анну Стенхоуп, Виктора и меня. Марио Камильери и его помощница Эстер встретили нас вместе с довольно мрачным полицейским, который, как выяснилось, не обладал ни чувством юмора, ни тактом Табоне.
Навес, сконструированный из временных алюминиевых конструкций, чуть больший по габаритам обычной садовой беседки, был испоганен из спреев краской мерзкого зеленого цвета. На алюминиевой поверхности присутствовал наспех написанный текст весьма гадкого содержания.
— Бранные выражения, — ответил на мой вопрос страж порядка, но перевода не последовало.
Злоумышленники сорвали и разбили висячий замок. Мы робко проникли внутрь и обнаружили небывалый хаос. Повсюду валялась одежда, а ящики со свето- и звукооборудованием были опрокинуты.
— Вандалы! — выпалила Анна Стенхоуп, задыхаясь от ярости.
Мы дружно приступили к работе. Я помогла Анне собрать и повесить на вешалки оставшиеся целыми костюмы. Большая часть из них была просто испачкана, и только один костюм изорвали почти в клочья. Я с горьким сожалением заметила, что он принадлежал Софии. Искромсанная в нескольких местах ткань сначала вызвала у меня серьезные опасения, что восстановлению он уже не подлежит, но тут мне на ум пришли слова Мариссы, которая как-то в разговоре упомянула, что продавала свою вышивку. Эта милая женщина показалась мне логически подходящим в данной ситуации кандидатом для реставрации костюма, тем более я видела, с какой нежностью она относится к подруге своего сына. К тому же мне показалось, что это занятие должно немного отвлечь ее. Я заверила Анну, что починку костюма возьму на себя.