— Ушёл, как только ночь наступила. Это тебя в свободный номер определили, — усмехнулся солдат.
Я направился к выходу, иногда придерживаясь за стены коридора.
— Подожди! — выкрикнул мне в спину дежурный. — Сублейтенант тебе просил передать.
Он вытащил что-то из тумбочки на своём посту и сунул мне в руки. Мои руки рефлекторно взяли это что-то, глаза немигающе смотрели в пространство.
— Смотри, не потеряй, шпион! — улыбнулся он, сунул мне какую-то бумажку в карман и прижал мои ладони со свёртком к моей груди.
Я не видел его лица, точнее говоря, не воспринимал окружающую действительность: ни его лица, ни того, что он говорил, ни того, что делал.
Через минуту я оказался на улице. По инерции мои ноги прошагали ещё несколько десятков метров, пока удар о торчащий кусок разрушенной кладки не остановил меня. Слегка покачиваясь из стороны в сторону, я смотрел на неожиданно возникшее препятствие, не понимая, что это. Наконец, какая-то внутренняя сила заставила меня опуститься на эту кучу кирпичей. Я закрыл глаза, пытаясь прийти в себя.
Кто-то прикоснулся к моему плечу.
— Вам плохо? — раздался голос над ухом.
Несколько секунд вопрос осмысливался мною — мозг начинал работать — я отрицательно помотал головой. Зашуршали удаляющиеся звуки шагов. Открыл глаза: по улице-тропе, петляющей между развалинами, медленно уходил пожилой мужчина, опиравшийся на палку.
— Подождите! — крикнул я. Но это мне только показалось — на самом деле громко прошептал.
Мужчина остановился — услышал — обернулся ко мне. Создавалось ощущение, что в этот ранний час в разрушенных кварталах старого города мы были единственными живыми существами.
— Покажите направление к улице Сент-Джонс, пожалуйста, — обратился я к нему с просьбой: город развалин стал незнакомым для меня.
Старик оглядел меня. Наверное, я имел немного странный вид даже для Ла-Валетты: торчащие из коротковатых штанов голые лодыжки, порванная в некоторых местах рубашка; что-то прижимаю оцепеневшими руками к груди. Но, возможно, прохожий и не такого насмотрелся за время блокады.
— Пойдёте по этой улице, — он махнул в сторону тропы, уходящей к морю. — Дойдёте до дома «Солнце», повернёте направо и выйдете на улицу Сент-Джонс, — сочувствующий взгляд старика скользнул по моему лицу: я молчал, немигающие глаза уставились на пустой проём окна противоположенного здания. Он кашлянул и добавил: — Только она почти вся разрушена.
Я продолжал молчать и смотреть в одну точку. Мужчина постоял ещё несколько секунд, потом попрощался.
— Спасибо Вам, — наконец, ответил я уходящему старику.
— Благослови Вас Бог, — обернулся он и зашагал прочь.
Передохнув ещё немного, я встал и направился дорогой, указанной прохожим. Пройдя мимо неразрушенного дома с жёлтым диском и лучами, повернул направо. Наверное, дорога заняла не больше четверти часа, и я оказался на знакомой улице или, скорее, там, где что-то ещё осталось от неё. Я держал путь к дому «Святой Николай», приготовившись увидеть груду камней. Однако он был цел, затерявшись среди холмов, оставшихся от разрушенных соседних построек.
Удивление и радость должны были заставить, как говорят, учащённо биться моё сердце. Этого не произошло. Я стоял напротив входной двери и смотрел на небольшое изображение святого Николая, нарисованное на стене. Все окна были закрыты решётчатыми ставнями, только стёкла это не спасло — кругом были разбросаны осколки. Меня опять охватило оцепенение: вход в дом казался тоннелем в прошлую жизнь — откроешь, а там … Что там? Пустота, даже памяти не осталось. Но выбора не было: Мальта возвращала меня в прошлое, чтобы жить настоящим, храня надежду. «Найдин… Надэж…» — невольно отозвалось в голове.
Оцепенение проходило, я хотел толкнуть дверь, но руки прижаты к груди: они держали мягкое в бумаге — я осознал — бумажный свёрток. Развернул его: маленькая лепёшка серого цвета, кусочек козьего сыра. Они почему-то пахли машинным маслом — наверное, от бумаги, в которую были завёрнуты. Но этот запах мне показался таким удивительно хлебным, таким удивительно сырным, что несколько минут смотрел на это богатство, как на символ самой жизни.
Я толкнул дверь и вошёл в подъезд. Тишина и затхлый воздух встретили меня. Очевидно, все жители покинули свои квартирки, спасаясь от непрекращающихся бомбёжек. Не торопясь, поднялся на свой этаж. Дёрнул дверь в квартиру — открыта. Вошёл. Темнота. Остановился. Ждал. Чего? В глубине души я надеялся, но не хотел в этом признаваться, что сейчас выйдет Найдин. Ждал, но никто не вышел. Дверь в мою комнату тоже была не заперта. Комнату соседки проверять не стал — боялся разочарования.