Папаша Гийом, опустившись на колени, прощупывал пульс, сначала на запястье, потом на шее, приоткрыл женщине веки. Через некоторое время обернулся ко мне.
— Жива!
Мои глаза блуждали по лицу распростёртой на земле старушке. Опять поймал себя на каком-то отстранённом ви́дение окружающего. Даже не взгляд, скорее мои мысли пробегали по этой женщине. Очевидно, она этим ранним утром пасла свою козу и вот попала под бомбёжку. «Чем она виновата? Она тихо и мирно прожила свой век на этом Богом забытом скалистом острове. Наверное, растила детей и внуков, а, может быть, доживала в одиночестве отпущенный ей срок с мужем-стариком. А, может быть, и мужа уже нет или вообще не было».
Бледное морщинистое лицо не подавало признаков жизни. Папаша Гийом подложил ей под голову свой старый бордовый берет. Седые волосы, аккуратно сложенные в пучок на затылке, уже покрылись дорожной пылью. Мой взгляд остановился на её лице… Взгляд… Мысли… Взгляд… Чем дольше смотрел на неё, тем сильнее ощущалась отчуждённость восприятия: лицо женщины постепенно расплывалось, её черты менялись. Мне стало казаться, что передо мной мать… Это же её лицо!
Тарахтение старенького Albion, подъезжающего к нам, заставило меня на какое-то время отвлечься — наваждение пропало. Из бежевого фургона с красным крестом на боку выпрыгнули два фельдшера с носилками и коричневым кожаным саквояжем. Они быстро подбежали к лежащей женщине, оттеснив Папашу Гийома в сторону. Один из медиков открыл саквояж, готовясь выудить необходимый инструмент. Второй осматривал пострадавшую, судя по его выражению, он не очень был доволен. Через некоторое время он печально кивнул своему напарнику. Тот пожал плечами и захлопнул так и не понадобившийся саквояж. Перебросившись парой слов на мальтийском, они приподняли старушку с земли и положили её на носилки. Старший механик, молча, наблюдал за ними. Я смотрел на них, как будто не понимая, что происходит: санитары закрыли лицо женщины простынёй. На самом деле, я всё понимал. Они подняли носилки с телом, когда мой взгляд привлекла босая ступня женщины
— Подождите! — вырвался у меня крик, санитары остановились, удивлённо взглянув на меня.
Я стремглав кинулся вверх по склону, быстро схватил потерянную сандалию погибшей женщины и скатился с горки. Все молча ждали меня. Я подскочил к носилкам и потянулся к ноге женщины, однако через мгновение замер как вкопанный, поняв всю бессмысленность своего поступка. Но санитары поставили на дорогу носилки. Тот, который шёл сзади, взял у меня сандалию и ловко одел её на ногу женщины. Затем он кивнул второму санитару. Подняв вновь свою ношу, они направились к задним дверям фургона.
Папаша Гийом с растерянностью провожал их взглядом. Наверное, и у меня было не менее обескураженное выражение лица. Только сейчас я начинал понимать, что от войны невозможно ни скрыться, ни спрятаться — она настигает тебя везде: будь то Нант, Варшава или Мальта.
Санитарная машина медленно попятилась назад, увозя погибшую старушку. Старший механик поднял свой берет и начал медленно его отряхивать. Тоскливо наблюдал за ним. Вдруг опять почувствовал чувствительный удар по заду и снова схватился руками за ягодицы. Но теперь, даже не оборачиваясь, догадался, чьи это проделки. Не успел развернуться, как передо мной возникла любопытная физиономия козы.
— Вот дьявол, — выругался я, потирая ушибленное место. Посмотрев на Папашу Гийома, добавил: — Патрон, здесь коза погибшей женщины.
Старший механик уже усмехался, глядя на меня:
— Смотри! Осторожнее, она очень бойкая.
— Да, уж бойкая, — я вынужден был с ним согласиться, но перешёл к более насущному, по-моему мнению, вопросу. — Что нам с ней делать теперь? Ведь хозяйки больше нет.
Папаша Гийом чесал затылок.
— Кто же теперь скажет, — он посмотрел вслед исчезнувшему за поворотом санитарному фургону.
— Может быть, на батареи? В форте? — подал я идею, посмотрев наверх.
Старший механик пожал плечами.
— Ну, давай, Малыш, поднимись, спроси у зенитчиков. Возможно, они что-то знают, — предложил он.
Я снова проделал путь по склону к стенам крепости. За мной бодро скакала серая козочка. Наверное, она подумала, что с ней играют. Достигнув верхней точки, начал кричать. Вскоре над стеной высунулась голова в каске.
— Не знаешь, где живёт хозяйка козы? — я махнул в сторону животного.
Боец сдвинул каску со лба, прищурился, рассматривая меня и козу. Наконец, выкрикнул в ответ:
— У тебя, что там с головой? Какая коза? Какая хозяйка?
— Ну, если сам не знаешь, спроси у своих. Может быть, кто-нибудь знает, — я был настойчив, и голова солдата скрылась.