— Я ей просто помогал. Её постигла беда — вот и пришёл на помощь, — теперь на моём лице, возможно, читалось недоумение оттого, что он не может понять элементарных вещей.
— Ну, и глупо с твоей стороны. Каждый борется за женщину как может, — он хмыкнул, — и как она захочет.
— Не собираюсь бороться за чужую жену, — отмахнулся от его ехидных догадок. Но уже сдался в вопросе появления Лаваля на судне и спросил напрямую: — Как ему удалось получить разрешение идти с нами?
— А-а-а, — протянул стармех и вернулся к насосу. — Всё просто: командование дало добро, а в штаб звонили из нашей дипмиссии.
«Да, конечно, он может себе это позволить, — констатировал про себя. — Глупо всё-таки сомневаться в возможностях нашей элиты».
Папаша Гийом как будто прочёл мои мысли.
— Может быть, ты и прав, — он вздохнул, не глядя на меня, — у них свои проблемы, у нас свои беды.
Я сделал вид, что не понял его, помогая ему собирать инструмент. Стармех скосил на меня глаз, хитро улыбнулся:
— А вот марселец никогда бы не сдался, — еле слышно пробурчал он одними губами, но я услышал его: всё-таки Папаша Гийом остался при своём мнении…
К пяти утра «Бретань» была готова к выходу в море. Судно снова отправлялось в составе конвоя на Мальту. Я проводил всё время в машинном отделении, почти не поднимаясь на палубу. Только иногда Папаша Гийом вылезал наружу для выгула Джали, но и это длилось недолго: животное, очевидно, было не в настроении, предпочитая жаться в своём углу в трюме.
Наконец, к полудню стармех отпустил меня отдохнуть перед ночным дежурством, чем я и воспользовался, чтобы отоспаться, закрывшись в нашей каюте. Так и прошли у меня три дня этого перехода: вахта, сон, вахта. Всё это время я не встречался с Лавалем, но и стремления у меня к этому не возникало. Для нас тогда главным было отсутствие налётов итальянцев, и в том конвое нам повезло. Поэтому для меня даже стало какой-то неожиданностью, когда я, наконец, столкнулся с Жоржем Лавалем. Это было вечером накануне нашего прибытия в Ла-Валетту. Я вышел на палубу немного подышать воздухом. Впереди осталась ночь пути, и «Бретань» войдёт в Великую Гавань. Кто-то коснулся моего плеча, я вздрогнул от неожиданности, и обернулся — передо мной стоял пассажир нашего транспортника.
— Викто́р! Ты куда подевался? — его круглое лицо озаряла радостная улыбка, но, увидев, что я поморщился, поправился, его улыбка стала сочувствующей. — Знаю-знаю. Ты при двигателе, и тебе там приходится не сладко — ночная вахта. Я узнавал у капитана.
«Ничего ты не знаешь», — хотелось сказать, но в ответ только вежливо улыбнулся, потом махнул рукой.
— Завтра приходим в порт, там и отдохнём, — как будто вспомнив о чём-то, обернулся к собеседнику и добавил: — А у тебя намечается гораздо более великое событие, — я постарался замаскировать невольную насмешку в голосе, — встреча с любимой супругой.
Он отвернулся к морю и опёрся на фальшборт, мечтательно глядя вдаль.
— Да, действительно. Скоро увижу её. Ты не представляешь, как я соскучился по ней, — Жорж посмотрел на меня.
Казалось, его сияющее лицо призывало меня разделить с ним радость предвкушения будущей встречи с любимым человеком. Мне ничего не оставалось делать, как улыбаться в ответ.
— Что вы намереваетесь делать потом? — это всё, что я мог придумать в качестве продолжения беседы.
Жорж потянулся, привстав на мыски.
— Вернёмся в Париж, — его взгляд пробегал по тёмным водам. — Надэж должна вернуться в свой мир. Мне тоже необходимо возвращаться в министерство, — Жорж повернул голову ко мне. — А твои планы? Тоже во Францию?
Меня удивила спокойная простота планов Лаваля: «Возвращаться в Париж? Работа в министерстве? Он в своём уме?» Я взглянул вверх: пасмурная погода, низкая облачность — конвой чувствовал себя в относительной безопасности, но только в относительной. После бомбёжки в гавани Ла-Валетты это уже не казалось пустой страшилкой.
На меня смотрело открытое лицо Жоржа. Наверное, он ожидал какого-нибудь романтического рассказа об ушедшем в плавание моряке и оставшимся ждать его на берегу старинного Нанта старушке матери и невесте. Но мне нечем было его развлечь.
— С севера Мальту блокирует флот макаронников. Связь с Францией полностью прервана, — я пока жил фактами. — Вернуться в страну невозможно.
— Ничего страшного. Мы отправимся назад в Александрию, — он пожал плечами. — Затем в колонии — Бейрут или Латакию…
— А затем в Маэ, Ханой и Квебек… кругосветка по заморской Франции, — перебил его с усмешкой.