— Но ты тоже рискнул. Не так ли? — усмешка появилась на моём лице.
— Я и представить не мог… — но закончить он не успел: мы начали пробираться по улочкам города.
Старинная Ла-Валетта ещё не успела превратиться в то, что потом будут разглядывать на фотографиях памяти: бомбёжки только начались, но и этого уже было достаточно, чтобы потрясти любого, кто знал город до войны. На каждой улице был разрушен хотя бы один дом. На месте построек теперь высились горы разбитого камня, кирпича, кусков домашней утвари. Всё это, как вулканическая лава, «вытекло» на проезжую часть улицы — возникало неприятное сравнение. Не везде были расчищены широкие проходы в этих завалах — приходилось аккуратно пробираться по проложенным тропам.
За спиной слышал ругань Жоржа, посылавшего проклятия в адрес макаронников. Состояние парижанина назвать комфортным я бы затруднился: вездесущая пыль от раскрошенного песчаника разрушенных домов, тяжёлый чемодан со сломанной застёжкой, просыпающаяся средиземноморская жара — на нашем пути нас сопровождал весь букет удовольствий. Но не от этого мне становилось не по себе. Неприятный холодок пробегал внутри: мы приближались к моему дому и дому Надэж. А что если на их месте такие же завалы из груды камней? Я тянул время, замедляя шаг и часто оглядываясь на своего спутника, чтобы пореже смотреть вперёд.
— К сожалению, это не Елисейские поля, — попытался посочувствовать, но Жорж молчал, устало пыхтя.
Через полчаса мы, наконец, достигли улицы Сент-Джонс. Я всё-таки невольно начал вглядываться вперёд, одновременно боясь увидеть гору камней на месте дома «Святой Николай» Но нет! Перекрестился. Дом стоял на месте. «Значит, Найдин жива», — сделал я, может быть, и скоропалительный вывод. Мои глаза пробегали по фасаду дома — видимых разрушений не заметно. «И не надо мне говорить, что она могла попасть под бомбы в любом другом районе города», — попытался прогнать из головы чёртика сомнений. Ускорив шаг, обернулся на ходу к Жоржу.
— Забегу к себе на минуту, потом пойдём дальше, — не слушая ответа от своего спутника, в какие-то несколько прыжков я оказался на третьем этаже около квартиры. Открыв общую дверь, влетел внутрь с криком «Найдин! Найдин! Я вернулся!», но мне никто не ответил. Толкнул дверь в её комнату — закрыто. В туалетной комнате полотенце, халат, мыло. «Что же, она, наверно, на работе», — я спустился вниз, даже не заглянув в свою комнату. Около входа меня ждал, переминаясь с ноги на ногу, Лаваль. «Недовольный» чемодан лежал рядом.
— Пойдём дальше, — махнул ему рукой и потопал к дому Надэж.
И опять мне пришлось вглядываться вдаль — впереди предстояло второе испытание. «Со мной удача», — внушал себе. Во всяком случае, мне хотелось в это верить.
В тот момент удача меня не подвела: я увидел дом Надэж. Выдохнул с облегчением: «Целый и невредимый».
— Вот он! — радостно выкрикнул я и, улыбаясь, оглянулся на Жоржа.
Судя по выражению его лица, Лаваль не понял причин моей бурной радости. Он сосредоточенно переступал через кучки разбитого щебня на мостовой.
— Так и ногу вывихнуть можно, — Жорж поднял глаза, его белые парусиновые туфли покрылись толстым слоем пыли. — Что там?
— Что там? Что там? — передразнил его. — Вон там, на втором этаже найдёшь свою Надэж, — махнул рукой в сторону её балкона.
Жорж засиял и тут же ускорил шаг.
— Давай, славный следопыт-зверобой, веди меня к моей любимой, — воодушевлённо воскликнул парижанин и попытался смахнуть волосы с мокрого лба.
Опять оглянулся на него: «Не знаю, какой из меня проводник от Фенимора Купера, но этот… — невольная улыбка появилась на моём лице: коряво вышагивающий Лаваль переступал, как цапля, через очередной кирпич, чемодан у него опять расстегнулся, однако Жорж уже не обращал на это никакого внимания, пытаясь не потерять равновесие. — …Но мой спутник точно не похож на «белую скво» Зверобоя», — весело закончил я свою мысль и тихо хохотнул.
И всё-таки он свалился. Парижанин услышал моё хихиканье и вскинул голову, вот тогда-то он и потерял равновесие, плюхнувшись на многострадальный чемодан. «Повезло!» — конечно, я имел в виду Жоржа, а не чемодан. Потирая ушибленное колено, Лаваль поднял глаза на меня. Мне стало неудобно: в его взгляде читалась растерянность. Я подошёл и протянул ему руку. Он благодарно принял мою помощь и поднялся, отряхиваясь. Мы посмотрели на чемодан. Жорж вздохнул, но потом вдруг улыбнулся.
— Чепуха какая-то, — Лаваль толкнул ногой небольшой кусок разбитого кирпича — тот отлетел на пару ярдов, настраивая парижанина на философский лад, улыбка исчезла. — Труха вещей. Если бы бомбардировщик пролетел ещё каких-нибудь пять секунд и сбросил бы бомбу чуть позже, чемодан бы валялся около бомбоубежища, меня бы не было, и никакие вещи мне были бы не нужны. Никакие.