— Теперь мне некуда возвращаться. Нант разбомбили. Родители погибли. Сегодня Франция капитулировала. Больше нет дома. Возвращаться некуда, — в нескольких фразах описал свою прошлую, настоящую и, боюсь, будущую жизнь.
Сжал ладонями колени, посмотрел на Найдин. Она смотрела в потолок, точнее говоря, в темноту над собой: потолок тонул в сумраке подземелья. Я замолчал: «Что за чушь у меня в голове? Нант? Франция? Какое ей дело до моих бед? Ей и десяткам других, лежащих здесь людям, выживших при бомбёжках?»
Здоровая рука Найдин лежала вдоль тела. Взял её ладонь в свою. Начал гладить её пальцы. Девушка, не двигаясь, продолжала смотреть вверх, как будто не замечала моих движений. Сколько так сидел рядом с ней? Не знаю. Она закрыла глаза. Может быть, девушка уснула? Мягко положил её ладонь на простынь и собрался уже уходить, когда услышал отдалённый вой сирен. «Бомбёжка?» — я выскочил из «палаты» и побежал по коридору к выходу. Но в темноте различил светлое пятно, приближающееся ко мне.
— Подождите, не уходите! Начинается авианалёт! — это была та самая дежурная медсестра. Я остановился. Она побежала дальше, звеня металлической ванночкой в руке. На секунду обернувшись, добавила: — Переждёте у нас.
Немного постояв, двинулся за ней. Медсестра зашла как раз в девятую палату, к Найдин. Оставшись в коридоре, я мог наблюдать в щель неплотно задёрнутых штор за женщиной. Но моё внимание привлекло состояние самой Найдин: она начала слабо дёргаться, что-то мычать, пытаться привстать.
— Тише, тише, Найдин, — заботливо успокаивала её медсестра. — Сейчас тебе будет хорошо.
Потом медик ловким движением повернула девушку на бок, задрала ночную рубашку, обнажив ягодицы, и быстро сделала укол.
— Всё. Успокойся, Найдин, — медсестра укутала девушку в одеяло и прижалась к ней, как будто пытаясь унять дрожь пациентки.
Но вскоре послышались голоса и из других палат. Вспомнив о моём существовании, женщина повернулась ко мне.
— Посидите с ней. Как только начинается бомбёжка у неё происходит паническая атака. Успокойте её. Мне надо к другим.
Не дожидаясь моего ответа, она побежала назад по коридору, а я снова вошёл к Найдин и занял место медсестры. Девушку била непрекращающаяся дрожь, она что-то тихо скулила. Я обнял её за плечи и мягко прижал своим телом к больничной койке. Какое-то время девушка пыталась привстать, но я не давал ей этого сделать. Вскоре лекарство начало действовать: Найдин затихла, закрыла глаза. Она заснула. Отпустив её, сел на табурет. «Подожду пока здесь», — настроился на ожидание, пытаясь внушить себе равнодушие к очередному налёту. Но это была первая бомбардировка, которую я перенёс под землёй. «Это даже легче, чем непосредственно на улице под бомбами», — успокоил себя. Напряжённо прислушивался, но кроме слабых звуков сирен ничего не различал.
Наконец («Наконец? Возможно, ли применить такое слово к началу чьих-то смертей?»), зазвучали глухие разрывы над головой. Сначала они были очень далеко, заставляя напрягать слух. Так прошло минут двадцать. Продолжал сидеть на табурете, сцепив пальцы рук на коленях. Спина вытянулась в напряжённую струну. Ощущение от нахождения в подземелье, когда наверху рвутся бомбы, было не из приятных. Найдин спокойно спала, не отвлекая от охватившего меня внутреннего беспокойства («Или страха? Зачем скрывать правду от самого себя?»).
Но это было только начало. Звуки взрывов приближались к месторасположению госпиталя. «Будут бомбить форт над нами», — кольнуло меня внутри. Теперь мне казалось, что смерть взрывается у меня над головой. Стены глухо задрожали. «Сейчас рухнут, — невольно подумалось, но тут же попытался успокоить себя: — Убежище выдержало не одну бомбёжку, выдержит и сейчас». Но начавшееся землетрясение смело прочь все мои теоретические доводы. Ощущения безысходности охватили меня. «Вот сейчас, сейчас будет пробит свод. Он не выдержит! Не выдержит! — кричал мой обезумевший мозг. — Если не погибнешь сразу, то будешь долго, долго мучиться, погребённым заживо!» Вцепился в края табуретки и вжал голову в плечи: «Только бы сразу, не хочу, не хочу медленно умирать в подземелье!», — кто-то продолжал кричать внутри меня.
Взрывы не заканчивались. Я уже готов был сорваться с места и бежать к выходу: «Наружу! Наружу! Там спасение. Там можно убежать, скрыться уплыть!» Теперь я был уверен, что бомбардировки лучше пережидать наверху. Надо бежать туда («Порой нам кажется, что происходящее с тобой здесь и сейчас нестерпимо хуже, чем, если бы это было в другом месте и в другое время»). Даже привстал с табурета, собираясь покинуть «палату».