— Вот только не надо дурочку валять! Можно подумать, вы не знаете, что нанесение тяжких телесных побоев противозаконно! Конечно, свекрови всякие бывают, вас где-то можно понять, но тяжкие телесные побои — это уже перебор!
Мне показалось, что земля уходит у меня из-под ног, что я попала в фильм абсурда.
— Не понимаю, о чем вы… у меня и свекрови-то нет… я вообще не замужем…
— Как — нет? — женщина недоверчиво уставилась на меня. — Вы ведь Пантелеева?
— Нет, я Вороновская!
— Вороновская? Не может быть…
— Да честное слово, Вороновская! Вот мой паспорт, посмотрите, если не верите!
Я положила на стол свой паспорт. Хозяйка кабинета брезгливо взяла его двумя пальцами, как опасное насекомое, открыла на первой странице, взглянула, потом перевела взгляд на меня — должно быть, сличила с фотографией, затем хмыкнула:
— Что-то вы на себя не похожи!
— Это фотография такая, — заторопилась я, — у меня тогда волосы длинные были…
— Действительно, Вороновская… значит, это не та папка…
Она отложила одну папку, взяла другую, третью… наконец, лицо ее посветлело, она кивнула:
— Ага, действительно, Вороновская… вы, значит, у нас пока проходите как свидетель по делу об убийстве в музее!
— Что значит — пока? — удивилась я.
— Пока — значит, пока! — отрезала женщина, взяла со стола карандаш и что-то подчеркнула в папке.
Затем она строго взглянула на меня и проговорила ледяным начальственным голосом:
— Итак, вы были первой, кто нашел труп гражданина Верещагина.
— Но я там была не одна! Нас было несколько человек! Мы все его видели!
— Может быть, и все… и мы всех непременно опросим. Но все остальные — сотрудники музея, они там находились по служебной надобности, в отличие от вас…
— Я тоже по служебной. Я там находилась по заданию редакции, мне поручили написать заметку об этой инсталляции.
Камнеломова сделала пометку в своей папке и продолжила с того же места:
— Значит, в свое время мы всех опросим. А сейчас я опрашиваю вас, так что извольте отвечать.
— Да я и отвечаю…
— Что конкретно вы увидели на месте преступления?
— Несколько восковых фигур, воссоздающих сцену убийства Павла Первого.
— Убийство! — повторила следователь, округлив глаза. — Что вам известно об этом убийстве? Оно произошло там же, в музее? Виновные найдены? Понесли наказание?
— Нет, они легко отделались.
— Почему?
— Во-первых, это убийство произошло двести с лишним лет тому назад…
— Двести лет… срок давности… — пробормотала Камнеломова вполголоса. — Ладно, с этим потом… так что это за сцена?
— Заговорщики… то есть их восковые фигуры стоят над телом императора Павла… который оказался вовсе не Павлом, а сотрудником музея…
— Что-то вы, Вороновская, путаетесь в показаниях!
— Но так и есть… в общем, все было очень натуральное, поэтому сразу мы не поняли, что труп настоящий, а когда поняли…
— Ага, вот тут свидетель сообщает, что вы очень эмоционально реагировали на этот труп, сломали и уронили на себя ценный музейный экспонат…
Интересно, какой это свидетель? Небось, тот противный тип, замдиректора. Неужели хочет на меня все свалить? То есть не убийство, а порчу имущества. Тоже мне, ценный экспонат, балдахин пыльный!
— А как я должна была реагировать? Я труп увидела! Вот если бы вы увидели этот труп…
Тут я перехватила презрительный взгляд Камнеломовой и поняла, что сказала ерунду. Она этих трупов повидала столько… трупом больше, трупом меньше — ей это нипочем.
— Кроме того, я страдаю клаустрофобией… — неохотно призналась я.
— Чем? — переспросила следователь и машинально отодвинулась от меня.
— Клаустрофобия — это боязнь тесного, замкнутого пространства. Я не могу находиться в тесном помещении, даже в лифте не могу ездить… у меня начинается сердцебиение, головокружение, одышка…
Камнеломова еще немного отодвинулась и опасливо спросила:
— Это не заразно?
— Наука на этот счет еще не определилась! — ответила я мстительно.
Надо же — кажется, эта железная женщина боится заболеть! Да ее ни один вирус не возьмет! И любая бактерия у нее в организме вымрет!
— Так вот, — продолжила я немного бодрее, — мне и в спальне императора было нехорошо, а когда на меня свалился балдахин, у меня началась настоящая паническая атака…
Камнеломова поморщилась, потом снова сверилась с папкой и продолжила: