— Кэтрин, ты на кого-то сердишься?
— Нет, моя дорогая, только на саму себя. Завтра мы с Соней придем попрощаться.
Наступил последний день перед отъездом. Я гадала, неужели Татьяна Андреевна решила оставить меня на работе, несмотря на происшедшее? Хватит ли у меня смелости заявить людям, которые мне несмотря ни на что продолжают доверять, что я бросаю их ребенка ради иллюзии? Что я, как дурочка, собираюсь жить рядом с человеком, который не подозревает о моей любви и просто не может ответить мне любовью! И зачем мне все это нужно? Не лучше ли поехать домой и забыть все со временем. Я размышляла об этом весь день и выглядела, наверное, очень озабоченной. Мы пошли попрощаться с Маклэями. Соня подарила Энни своего любимого медведя, а та — несколько детских книг, в том числе и «Кентервильское привидение» с трогательной надписью от Энни и ее отца. Я расцеловалась с Энни и, когда повернулась к Максу, глаза мои наполнились слезами.
— Я не прощаюсь, — поспешно сказал он, — ты ведь придешь еще искупаться последний раз?
Я кивнула головой. Весь вечер я занималась тем, что убирала виллу, раскладывая все по шкафам, прятала Сонины летние игрушки и одежду, навела порядок на кухне, мы с Аликом затащили в кладовую пляжную мебель. Пока мы снимали тенты, я тихо спросила у Алика, что он рассказал, чтобы знать, какой версии придерживаться.
— Ну, почти все. Я сказал, что хотел тебя разыграть, но не удержался и сорвался… Катерина, я все расскажу отцу! И еще я сказал, что я ходил к ним играть на биллиарде и они меня расспрашивали о тебе и о маме. Знаешь, она очень расстроилась, а потом сказала, что раз все хорошо закончилось, то и бог с ними. А я бы им спуску не дал! Ну, это отец будет решать.
Я ничего не сказала на это, но я догадалась, почему Татьяна Андреевна не стала поднимать шум. Мне еще тогда, в ее первый приезд, показалось, что она более чем благосклонна к соседям, нарушившим границы собственности, особенно к тому, с атлетической фигурой — Вадиму. Конечно, она не станет поднимать шум, она тихо выставит меня чуть позже.
12
Вечером мы пошли купаться все вместе. Татьяна Андреевна поплавала у берега, я отплыла довольно далеко, Алик догонял меня и вертелся вокруг. Макса не было видно. Наконец мы вышли на берег. Татьяна Андреевна отправила Алика спать.
— Я хочу еще искупаться, вряд ли мне придется когда-нибудь еще плавать в Средиземном море, — сказала я как можно более небрежно, чтобы она не поняла, как мне хочется остаться одной.
— Завтра рано вставать, такси придет в восемь пятнадцать. Спокойной ночи!
— Спокойной ночи! — сказала я вслед.
Сердце мое колотилось. Я была почти уверена, что увижу сейчас Макса последний раз в жизни. Никуда я, скорее всего, не вернусь, надо уехать, продолжать воспитывать чужих детей и забыть все. Сделать вид, что ничего не было и ни в кого я не влюблена. Мне двадцать семь лет, может, это будет самый умный поступок за всю жизнь. Я услышала крик с моря: «Кэтрин!» и вошла в воду. Я плыла к нему и мне хотелось, чтобы это не кончалось никогда: ночь под сказочным тропическим небом, это море и это движение навстречу друг другу, дающее иллюзию, что и он тоже стремится ко мне. Ах, как мне этого хотелось! Мы встретились и тихо поплыли к берегу.
— Кэтрин, ты сегодня такая озабоченная… Ведь все уже прошло?
— Да, скоро все пройдет. Я вернусь домой и постараюсь забыть все, что здесь было, — я сильно надеялась, что мой голос не дрожал.
— Но кроме плохих у тебя должны ведь быть и хорошие воспоминания!
Я лишь кивнула головой. Их я должна забыть в первую очередь. Мы выходим из воды, я непроизвольно задерживаю шаг, чтобы растянуть время вдвоем, у меня просто нет сил уйти сейчас навсегда. Я в который раз спрашиваю, когда Макс повезет Энни в швейцарскую клинику, затем он вежливо выражает сожаление, что нам приходится уезжать раньше срока. Я удивляюсь, что он уже не зовет меня приехать к ним работать. Может, это и к лучшему, но мне становится не по себе и я уже еле сдерживаюсь.
— Кэтрин, пойдем ко мне, выпьем на прощание?
Я уверена, что это самое малое, что мне хочется сделать на прощание. Я накидываю полотенце через плечо и завязываю узлом концы на боку, сидеть перед ним почти голой не хочется. Макс усаживает меня на террасе и уходит в дом, возвращаясь в майке и шортах, со стаканами и бутылками в руках.
— Тебе вина или бренди?
— Бренди, только немного.
Но сама пью из стакана залпом, сразу все. Макс даже не удивляется, а просто жестом спрашивает, налить ли еще. Я киваю. Вторую порцию я пью медленнее. Мы все еще молчим и я не хочу ничего говорить, опасаясь, что мне изменит выдержка. Макс тоже сосредоточился на бренди.