Профессор куда-то задевал очки, но думается ему, что в глазу у Мэриголда стояла слеза.
- Я сделаю все, что мне по силам, - сказал Профессор. - Конечно, не стоит на это чересчур уповать. Побудить женщину думать может оказаться легче, чем остановить ее, даже для...
Профессор вовремя спохватился.
- Я поговорю с ней, - сказал он; и Мэриголд схватил его за руку и отбыл.
И пора уж была, пожалуй. Полный размах деятельности Мальвины за те несколько недель в разгар лета, пока не вернулся командир авиазвена Раффлтон, наверно, так никогда и не будет раскрыт полностью. Согласно Доктору, все дело было сильно преувеличено. Есть люди, которые говорят, будто полдеревни было разобрано на части, переделано и исправлено, а потом снова разослано по домам в душевном состоянии, не узнаваемом их родными матерями. Не подлежит сомнению то, что академик Доусон, описываемый обычно всеми, кроме его жены, как "премилый человечек", единственным недостатком которого была неизлечимая привычка каламбурить как в тему, - если таковое случалось - а чаще нет, однажды утром вдруг огрел изумленную миссис Доусон по голове голландским интерьером пятнадцати на девять дюймов [=38х23см]. Тот застрял у ней вокруг шеи, вызывая в памяти библейские иллюстрации головы Иоанна Крестителя, и, чтобы дать ей вытащить голову, рамку пришлось распилить. Что до истории о том, как тетка миссис Доусон застукала его, когда он за бочкой с водой целовался с горничной, то это, допускает Доктор, - невезенье, которое могло постигнуть всякого. Но имелись ли действительно улики, вовлекавшие его в необъяснимое опоздание Долли Калторп на последний поезд домой, - это конечно, вопрос посерьезнее. Миссис Доусон - сама симпатичная, жизнерадостная женщина, - могла находить Доусона, каким он был сотворен изначально, действующим на нервы; хотя тогда встает вопрос: зачем было выходить за него замуж? Но есть разница, как подчеркнула миссис Доусон, между мужем, в котором мало мужчины от природы, и мужем, в котором его слишком много. Отрегулировать такие вещи трудно.
В общей сложности, и по самым завышенным оценкам, мнение Доктора таково, что могло быть где-то с полдюжины человек, сумевших при помощи Мальвины загипнотизироваться до временного умопомрачения. Когда Мальвина, слегка разочарованная, но вполне мило отступаясь от своего собственного суждения в пользу мудрого и ученого Кристофера, дала согласие их "отреставрировать", объяснение его состоит в том, что растратив всплеск неблагоприобретенной энергии, они при первом же намеке откатились назад к своим прежним "я".
Миссис Арлингтон с Доктором не согласна. Она старалась исправиться в течение довольно длительного времени, но потерпела жалкий провал. У них что-то было тогда - это можно описать почти как благоухание, - побудившее ее в тот вечер излить свою душу двойняшкам; что-то вроде интуиции, будто они могут ей чем-то помочь. Осталось это с ней и на следующий день; а когда двойняшки вернулись вечером в компании почтальона, то она инстинктивно поняла, что ходили они по ее делу. Такое же интуитивное желание повлекло ее и на Даунс. Она уверена, что пошла бы на прогулку к Каменным Крестам, и не предложь ей этого двойняшки. В самом деле, согласно ее собственному рассказу, она не осознавала, что ее сопровождают двойняшки. Что-то было у этих камней - ощущение как бы чьего-то присутствия. Достигнув их, она поняла, что пришла в назначенное место; и когда пред ней явилась - откуда, она сказать не могла - миниатюрная фигурка, одетая каким-то таинственным образом словно в свет угасающей зари, она отчетливо помнит, что не удивилась и не встревожилась. Миниатюрная женщина села с ней рядом и взяла руки миссис Арлингтон в обе своих. Говорила она на непонятном языке, но в то время миссис Арлингтон его понимала, хотя сейчас его смысл ее покинул. Миссис Арлингтон почувствовала себя так, словно тело у нее отняли. Последовало ощущение падения, чувство, словно она должна сделать отчаянную попытку, чтобы подняться вновь. В этом ей содействовала загадочная маленькая женщина, она помогала ей сделать это сверхъестественное усилие. Казалось, будто мимо проносятся века. Она боролась с неведомыми силами. Внезапно она словно ускользнула от них. Маленькая женщина тянула ее наверх. Сжимая друг друга в объятиях, они поднимались все выше и выше. У миссис Арлингтон появилось твердое убеждение, что она должна всегда пробиваться кверху, иначе ее одолеют и снова уволокут вниз. Когда она очнулась, маленькой женщины рядом не было, но чувство осталось: это страстное приятие беспрестанной борьбы, активности, состязания как нынешней цели и смысла своего существования. Сперва она не поняла, где находится. Ее окружал таинственный бесцветный свет и незнакомое пение словно мириад птиц. А потом часы пробили девять, и жизнь вернулась к ней, словно окатившая с головой волна. Но с ней и убеждение, что она должна схватить в руки как себя, так и всех остальных, и доводить все дела до конца. Его немедленное выражение, как уже было упомянуто, испытали на себе двойняшки.
Когда после беседы с Профессором, подстроенной при содействии и подстрекательстве мистера Арлингтона и их старшей девочки, она дала согласие на повторный визит к камням, то взбиралась по заросшей травой тропинке совсем с иными чувствами. Как и прежде, ее встретила маленькая женщина, но загадочно-глубокие глаза ее смотрели теперь печально, и, вообще говоря, у миссис Арлингтон создалось впечатление, что сейчас она станет помогать на своих собственных похоронах. Снова маленькая женщина взяла ее за руки и снова она испытала ужас падения. Но вместо того, чтобы закончиться состязанием и усилием, оно, казалось, перешло в сон, и, когда она раскрыла глаза, то снова была одна. Ощутив легкий озноб и беспричинную усталость, она медленно побрела домой и, не чувствуя голода, легла спать не поужинав. Совершенно не в силах объяснить почему, она плакала, пока не уснула.
Можно предполагать, что нечто подобное постигло и других - за исключением миссис Мэриголд. Случай с миссис Мэриголд-то, как с неохотой признает Доктор, зашел дальше всех в подрыве его гипотезы. Миссис Мэриголд, раз выплыв, начала развиваться, причем к своему большому удовлетворению. Она отреклась от обручального кольца как пережитка варварства - тех дней, когда женщины были лишь вещью и товаром, - и произнесла первую речь на митинге в пользу брачной реформы. В ее случае пришлось прибегнуть к подрывной деятельности. Мальвина дала слезное согласие, и член парламента Мэриголд должен был в тот самый вечер привести миссис Мэриголд к Каменным Крестам и оставить там, объяснив это тем, будто Мальвина выразила желание снова с ней встретиться: "просто так поболтать".