– И дурак знает, что воскресенье праздник, – заметил Палей. – Было время, были у нас и курочки, да откудахтали.
– Ничего, не вешай носа, а там и курочкой разживемся! – крикнул злыдень, исчезая.
Явился обратно с большим блюдом наперевес, весь светясь торжеством.
– А вот и курочка! – Он поставил блюдо на пол, почесал темя и признал удрученно: – Ну, не совсем курочка: лучшие куски баре съели, а этим побрезгали. Но нам и такого довольно. А что жареная, так навару больше будет. Французы свой жюс только из жареного каплуна и делают. Так что давай ее в горшок. Ваньку бульонцем попоим, а тебе ребрышки пососать – тоже дело.
Палей поглядел на остатки жареной курицы и заметил:
– Блюдо никак серебряное.
– Верно, – согласился злыдень. – Баре завсегда на серебре кушать изволят.
– Надо бы его назад снести.
– Правильно говоришь. Хватятся хозяева блюда – повара пороть велят, лакей за воровство в каторгу пойдет, а вина на тебе. Оно и в сказках говорится: «Жар-птицу бери, а клетку не трожь!»
– В таком разе давай сюда жареную птицу, – засмеялся Палей, – а клетку ейную тащи обратно.
Целый вечер злыдень носился как угорелый, что-то притаскивая и утаскивая, а Палей пошел в амбар готовиться к завтрашнему севу. Из двух наделов земли одна полоса была у него с осени засеяна рожью. Зеленя перезимовали хорошо и уже входили в трубку. Вторую полоску, ту, что с утра перепахивал, сметил под яровые. Овсом хотел засеять – овес всегда в цене. И все бы хорошо, кабы не смертное Лихо. В одну зиму Палей прожился дотла. И то подумать: куда вдовцу с младенцем? Ни повинностей избыть, ни на заработки поехать. Теперь сев подошел, а семенного зерна не в обрез даже, а с большой недостачей.
Палей приготовил решето, остатний овес пересыпал в полотняный мешок – горстями, чтобы зерна не потерять. А закончив работу, услыхал шум. Обернувшись, увидал, что в дальнем углу возник злыдень. Волшебный хвостик, напружиненный, торчал вверх, и недаром, поскольку крохотный злыденек волочил разом два преогромных рогожных куля.
– Говоришь, хлеб едомый кончился, – закричал он, – так я вот овсецом разжился! Овес – брашно скотское, но в нужде и голоде и с него хлебы печем.
Палей развязал подарок, долго смотрел на то, что было в мешке. Потом спросил:
– Где ж ты такое сыскал?
Злыдень вспрыгнул на мешок, тоже заглянул внутрь. Огорченно скуксился.
– Пожалуй, это и впрямь есть нельзя. Кострики половина, хоть заново вей.
– И мышиные катышки – начерно. Такое и лошадь есть не станет.
– Да уж вижу… А я-то гадал, с чего бы губернаторскому конюху мечтать, чтобы овес кто-нибудь спер. Решил, что у него в овсе недостача и он хочет на покражу все списать, а у него вона что! И после этого вы нас злыднями называете. А он в таком разе кто таков?
– Я вот что думаю, – спросил Палей, – этот овес, которые зерна целые, всхожий?
Злыдень прищурился, хвост изогнулся знаком вопроса.
– Ну, если сеять погуще, что-то взойдет.
– Тогда вот что сделаем… На еду пойдет свой овес, а этот завтра пустим на семена. Сеять буду из узла, втрое против обычного.
– Здорово! – восхитился злыдень. – И пашню мышиным навозом удобрим. Этого до нас, поди, никто не делывал.
– Земле все равно, медведь или мышь, – сказал Палей. – Для нее любой навоз – золото.
Вернулись в избу, захвативши полотняный мешок. Чашку овса Палей тут же залил водой – ходить для киселя, две чашки всыпал в меленку: намолоть толокна для Ванятки.
– Меленку я покручу, – предложил злыдень, – а ты покуда огонь под каганком затепли. Я бы и сам управился, но мне огня доверять нельзя, того гляди пожар случится. Меленка тоже поломаться может, но я постараюсь аккуратнее.
– Будет тебе, отдыхай, я сам управлюсь… А зачем тебе огонь? В доме не холодно.
– Чай как пить будем?
Палей засмеялся.
– У тебя и чай спроворен?
– А как же! И чай, и сахар. Вон на лавке дожидают.
– Тогда рассказывай, что у них за изъян.
– Чай у трактирщика добыл, у Сысой Андреича. Он его за кяхтинский выдавал, а на деле чай хивинский, дешевый. К тому же он спитую заварку после посетителей сушит и туда замешивает. Так я этого чаю сколько надо нагреб, а в остальной керосину плеснул. Хоть у меня душа и не лежит пакостить, но тут – надо.